Странное дело, но эта вызывающая красота Лисс беспокоила одного старого блохастого пса, жившего на подворье кузнеца Патиса Кривоноса. Усевшись на собственный хвост, пес закинул голову к луне, и запел извечную собачью песню, да так эмоционально, что из близкого к деревне леса ему тут же начали подпевать его дикие родственники. И прервать этот концерт метко запущенным поленцем было некому, ибо в такой день вся деревня собралась в храме слушать проповедь отца Ратинора. Несмотря на то, что проповеди местного жреца славились редким занудством, и вместо набожных мыслей навевали исключительно сонливость, в двадцать первый день месяца свадеб, в праздник Мабон, все хотели принести свои яблоки и тыквы на алтарь веселого рогатого бога Прилла и его прекрасной зеленоволосой жены Алтаны. А главное – в этот день надо обязательно измельчить горсть зерен на священных жерновах самого Арда, а тут уж без отца Ратинора никуда. Храм в деревне один, на все случаи жизни, ну и жрец, значит, тоже один. И служит тот жрец, не покладая рук, всем богам: если похороны – надевает мрачную мантию Морны, и отправляет службу, если родится ребенок - надевает шитую золотом накидку Мариты, и благословляет младенца на жизнь, если свадьба – то он жрец Лары, с цветочным венком на голове, а если на охоту благословить, или на рыбалку – так он жрец и Прилла, и Калькара – все сразу. Было дело, прибыл как-то в Сирманею молоденький жрец бога войны Тариса. Так всякими кознями, с помощью старосты Тимона и злющей бабки Марушки, выжил-таки отец Ратинор конкурента из деревни, и стал и дальше сам служить всем богам. Вот и сегодня жрец успел уже сменить коричневое одеяние слуги Прилла на зеленую накидку жреца Алтаны, а потом в белом балахоне с золотым солнечным диском на груди смолол всем желающим муку из зерна, выпек из этой муки одну на всех жесткую священную лепешку, и, раздав по кусочку каждому, с чувством исполненного долга читал в храме отрывок из Священной Книги:
- Вначале не было ничего: ни света, ни тьмы, ни воды, ни воздуха, ни предметов, ни их теней – пустота. А потом пришли трое. Ард светоносный, и две божественные сестры - Марита и Морна. И разделили они пустоту на свет и на тьму, а на границе между светом и тьмой создали Мирр. И создал Ард светоносный небо над Мирром, и прикрепил его золотыми гвоздиками к пустоте, чтобы не падало, а потом слепил шар и вдохнул в него огонь, и появилось солнце. С той поры шествует порождение Арда по небу, даруя смертным день и ночь, послушное лишь своему повелителю.
Марита и Морна – были двое других, женщины – сестры, две сущности одного. Марита дала жизнь Мирру. Потому и зовут ее «мать всего сущего». Ей сейчас, в Мирре, молятся все роженицы. Ее стараниями появились и травы в полях, и деревья в лесах, зверье малое и большое, птахи летучие и гады ползучие. Люди тоже – ее творение.
Тут отец Ратинор передохнул, набрал воздуха, и начал читать дальше:
- Морна – сестра Мариты, ее половина. Темная половина. Тень, которую отбрасывает Мирр и есть царство Морны – Пустыня Мрака. Царство смерти, тишины, холода и тьмы. И каждому из нас предстоит идти через царство Морны опять к новому рождению. Но не все смогут пройти этот путь! Ибо…, - тут отец Ратинор сделал трагическую паузу, обводя суровым взором всех молящихся. Паства притихла, а жрец затряс пальцем, нависая над Священной книгой, - если много грешила душа в Мирре, то долго будет идти она по Пустыне Морны, пока не очистится от прошлых грехов. А некоторые! и вовсе никогда не найдут пути в пустыне! и вечно будут блуждать! там! в темноте!

Ратинор невыносимо гнусавил и трубно сморкался, от чего его слова была малопонятны. Впрочем, никого из его слушателей это не беспокоило – священные слова из Книги они слушали уже не в первый раз, и потому каждый исподтишка занимался своим делом. Староста Сирманеи, Тимон Вейрхунд, жестами пытался намекнуть своему шурину и брату по несчастью, кузнецу Патису, что в бездонном кармане его кожуха спрятана заветная фляжечка. Братьями по несчастью Тимон и Патис звали друг друга потому, что были женаты на двух родных сестрах, и теща у них была общая – всему селу известная своей черноротостью и скандальностью бабка Марха. И сейчас эта самая Марха глаз не спускала с зятьев – не дай Ард, сговорятся без ее ведома! В то же самое время Марха успевала приглядывать и за остальными своими сельчанами, вынюхивая новые сплетни – кто кому глазки строит, кто кому улыбнулся или подмигнул. Не приведи Ард попасть ей на кончик языка – косточки до белизны перемоет! Мужики переминались с ноги на ногу, предвкушая накрытый в каждом доме праздничный стол, и обязательную, по случаю праздника, крутобокую бутыль с мутной «живительной влагой». Молодежь перемигивалась и кокетничала друг с другом, с нетерпением ожидая веселых праздничных посиделок. В общем, каждый был занят своими мыслями, и отца Ратинора никто не слушал – ну, разве что старуха Тонорис, подруга бабки Мархи, которая и слушала, и беззубым ртом повторяла слова за отцом Ратинором. Да и то лишь потому, что давеча у нее спину схватило, и бабка Тонорис решила, что пора умирать.

- Трое их было вначале, трое, – продолжал вещать жрец. - Потом стало больше. Родились у них дети: три дочери светлоликих, Лоир, Лисс и Лин. Каждую ночь спорят они с Морной своим светом – то одна, то две, а то и три сразу. Каждую ночь плывут они лунами по темному небу - сиреневая и большая Лоир, серовато-желтая маленькая Лисс, и третья – серебристо- белая Лин. Плывут меж золотых гвоздиков, которыми Ард прикрепил небо к пустоте, сияя своим прекрасным ликом, стремясь развеять тьму. Только зря - сильна Морна, и бывают дни, когда побеждает она сестер-красавиц, и тогда простирается над землями полная тьма. Еще сестры прядут нить жизни всякого, населяющего Мирр – Лоир от рождения до первой зрелости, Лисс – от зрелости до полной седовласой мудрости, и Лин – от мудрости до смерти. Лоир встречает нас и начинает наш путь; потому ее чтут те, кто отправляется в путешествие или начинает новое дело. Лисс ведет нас дальше, до тех пор, пока мы не попадем в ласковые руки Лин. Она вплетает в нашу жизнь последние пряди, встречает нас у последней черты, помогает пройти через Пустыню Мрака и шагнуть туда, за Стену, в царство Морны. И уже пройдя царство Морны насквозь, попадаем мы в царство Мариты, где и ждет нас второе рождение. Те, кто возвращаются домой из дальнего пути, просят помощи Лин – она помогает завершить любое дело. Очень почитаемы во всем Мирре три сестры – три девы, три яснооких луны, или «Три пряхи», храмы в их честь построены во всех городах и служат там лишь истинные девы – такие же непорочные, как и сами Лоир, Лисс и Лин.

- Те, кто возвращается домой из дальнего пути, просят помощи Лин, вот и я прошу помощи у великой Лин, освети дорогу непутевому Мартосу, чтоб ему пусто было! – вздыхала про себя высокая, статная, светловолосая женщина, стоявшая у самой стены храма. Это была известная всей деревне вдова Милица, искусная швея, любительница крупных бус и мужчин. - Обещал ведь к празднику вернуться, быть у меня, обещал гостинцев из столицы привезти, кобелина этакая, и что? Где он, богиня? Небось, все шатается по деревням со своим коробом, набитым всякой всячиной. А я тут тоскую, все глаза проглядела. Я ведь его люблю, богиня. Сильно люблю. Почти как отца Ратинора. Нет, не так. Как кузнеца Патиса Кривоноса. Или нет, как старосту Тимона. Хотя… нет, Тимона я не люблю. Я его жалею, когда он с женой собачится. И Патиса жалею, и угольщика Пино, и Сильвана-рыбака. Они все женатые, их любить нельзя, значит, я их жалею. А Мартос неженатый, значит, я его люблю! – разобравшись, наконец, в своих чувствах, Милица вздохнула, и продолжала слушать отца Ратинора дальше, невольно прикидывая: отец Ратинор «еще ничего» или уже «не того».

«Три сестры, три богини, три сущности - Лоир, Лисс, и Лин - плетут нить человеческих судеб, – продолжал гнусаво тянуть свое жрец. - Слаженно двигаются тонкие сухие пальцы, скользят сквозь них дни, сплетаются в косы события, и послушно свиваются в клубки жизни человеческие. В руках Трех Прях все жизни, все судьбы, и все дороги Мирра, и потому чтят их те, что внизу, и побаиваются те, кто рядом.
А еще Лин, Лисс и Лоир – хозяйки морским приливам и отливам. Если встречаются они на небосводе все вместе – жди большой воды. Три луны, три богини, вместе тянут на себя плащ повелителя морей, Калькара, и высокая волна накрывает берег. Если же богини повздорят, да отвернуться друг от друга, да потянут плащ в разные стороны, недружно, - то и прилив будет маленьким. А когда богини отпускают плащ совсем, вода уходит и открывается суша. Особенно сильно заметно, как вздымается и опадает плащ Калькара в Призрачных землях».

Отец Ратинор опять замолчал, перелистывая страницу Священной книги, и пока он слюнявил пальцы, и шуршал страницей, а потом хмурился и со значительным видом, гордо, вскидывал голову над книгой, подальше от букв (зрение было уже не очень), старый моряк Дейгос Архинор, стоявший неподалеку от Милицы, забубнил, поясняя своему внуку Дику:
- Место такое есть, на западном побережье орочьей степи. «Призрачные земли» называется. Там море то наступает, то уходит, да так сильно, что вся земля то под водой, то открывается. Я там плавал, сам видел. Как схлынет вода, отмель совсем голая стоит, лишь ил, да трава морская, да крабы туда-сюда шастают. Бывает, рыбешка бестолковая в луже останется. Море, оно там свободно гуляет по Призрачным землям, как хочет, и полностью отступает очень редко, только во время больших отливов. Орки, внучек, верят, что тот, кто вошел в Призрачные земли – пропал. Становится он добычей Калькара, и потому убить того, кто пересек границу призрачных земель – плохая примета: нельзя посягать на то, что принадлежит богам!
- Тихо, дед! – дернул его за рукав Дикси, - потом расскажешь! Отец Ратинор смотрит! Сейчас опять будет Морной грозить!
Дейгос смутился и послушно затих. Чтобы загладить вину, начал слушать отца Ратинора с преувеличенным вниманием; слушал, кивал головой, а сам подумывал: «Скорее бы уж услышать «Да пребудет с вами благословение Арда Светоносного, ступайте с миром, и славьте Арда, и детей его!»

Арды.
Сочная спелая вишенка приподнялась над блюдом с фруктами, поплыла по воздуху, и опустилась прямо в рот мужчине, развалившемуся на вычурной кушетке. Он сжевал ягодку, а косточку сжал в пальцах и ловко запустил прямо в черное ночное небо, где она благополучно бабахнула ярким фейерверком.
- Ай! С ума сошел? – подскочила сидевшая неподалеку женщина, крупнотелая, большеглазая, и вся в частых белых кудряшках. – Ард, что за шутки? Ты меня напугал, между прочим!
- Ну, извини, кошечка, - лениво сказал Ард, - я пошутил. Просто у меня прекрасное настроение, Марита!
- С чего бы это? – женщина встала, и подошла поближе. Опустилась на низкий пуфик, валявшийся возле кушетки.
- Ну, так, праздник же. Мой, между прочим! – засмеялся Ард. – И, потом, почему бы не порадоваться? У нас есть Мирр, есть Источник, дающий нам силу, и мы, арды, не одиноки! Уже выросли наши дети, семеро молодых богов, и у них самих множество потомков.
- Кстати, ты слышал? Лара опять с Калькаром, - тут же ввернула Марита.
- Ну, значит, жди землетрясения, - фыркнул Ард, - потому что первый муженек ее, дух земли Лигур, молчит-молчит, да потом как разбушуется – горы дрожат, земля трескается. А вернется к Лигуру – второй ее муж, дух моря, Калькар, волны по морю гоняет с дом величиной. Беда с этой бабой, всему Мирру нет от нее покоя!
- А что ты сразу начинаешь? – окрысилась Марита, - Оставь девочку в покое! Она тебе не кто-нибудь, а богиня любви. Где ты видел, чтобы богиня любви дома сидела да лепешки пекла? Или ты хочешь, чтобы она была похожа на Трех Селедок?
- Кого? – изумился Ард.
- Да морниных дочек, кого же еще, - презрительно скривилась Марита. – Лисс, Лин и Лоир – все три как на подбор, ни кожи, ни рожи. Так и сидят в девках до сих пор. Все в маму в этом смысле! Правда, Морна их все же обскакала – хоть замуж не ходила, а трех дочек сразу родила. Я вот все хочу спросить, милый, - Марита потянулась к Арду, приятно улыбаясь, но глаза у нее при этом были довольно злые, - ты случайно не знаешь, кто папаша этой селедочной троицы? Часом не…
- Оррен. Точно, он! – быстро ответил Ард, и даже головой закивал вверх-вниз. – Больше некому, дорогая. Конечно, Оррен! Ну не я же, в самом деле.
- Ты уверен? – подозрительно переспросила Марита.
- Нет, конечно. Что я им, свечку держал? – рассердился Ард. – Отстань от меня! Поди, да сама у сестрицы и спроси!
- Как же, нашел дуру, ходить к ней на Темную половину, - надулась Марита, - я еще в своем уме. И скажи спасибо, что она в Мирр почти носа не кажет. Иначе я бы давно всю правду узнала, дорогой.
- А как там поживает Тарис? – спросил Ард, уводя разговор со скользкой для него темы. Он знал, что делал. Тарис был первенцем Арда и Мариты, это именно его она носила во времена большой битвы, и о своем любимце Марита могла говорить часами.
- Ах, и не спрашивай. Я так за него волнуюсь! И угораздило же его взять в жены эту бой-бабу!
- Валькирию, - поправил Ард.
- Ну, пусть валькирию, это ничего не меняет. У нее же до Тариса было трое мужей! И ладно бы, дамочка чинно выходила замуж. Так нет же! Ей надо обязательно устроить поединок с мужиком, и победить! И только потом взять его в мужья. Ард, я точно знаю: она путалась с духом воздуха Моваром, духом воды Илтоном, и духом огня Сарохом! Наплодила от них демониц, этих полоумных девчонок – Эш, Элиль, Эву и Эрху, а потом принялась за нашего мальчика, бедняжку Тариса!
Ард расхохотался. «Бедняжка Тарис» был могуч, грозен, считался богом войны, и заставлял трепетать весь Мирр, кроме, пожалуй, Мариты.
- И как она его вообще окрутила, ума не приложу! – сокрушалась Марита.
- Никак! – фыркнул Ард, - это Тарис ее «окрутил». Победил в битве, и взял в жены. И ничего, живут. Хотя, конечно, не так хорошо, как Прилл с Алтаной.
Марита равнодушно пожала плечами. Тема «личная жизнь Прилла» ее не вдохновляла. Он был вторым их сыном, ведал охотой и лесами, и хотя имел на голове небольшие рога, со своей женой Алтаной жил душа в душу. Может, потому, что была Алтана лесной девкой-мавкой, зеленокосой, коричневокожей, дитя леса – как раз то, что надо Приллу. Ну, он и женился. Ну, и живут, лес берегут, охотникам помогают. Скучно!
- И все-то детки у нас пристроены, остался один Яллор бобылем, - вздохнула Марита.
- Чего это он один? – засмеялся Ард, - у него вон, сынок есть. Этан. Кровинушка! - И бог откровенно заржал.
- Этан??? – зашипела Марита как рассерженная кошка, - Этот приблуда? Босяк подзаборный? Сам невесть кто, явился неизвестно откуда, зато наглости выше крыши: «Я, дескать, Яллора сын». А Яллор тоже хорош, тюфяк-тюфяком, стоит, молчит, и лыбится. Нет бы, гнать самозванца в три шеи!
- Ну, а вдруг и вправду сын, - попытался возразить Ард.
- Да ты в своем уме? Какой он Яллору сын! Третьему столбу в нашем заборе он сын! Этан же – ворюга, хам и прохвост каких мало! Жулик, и проходимец, и недаром ему молятся все обманщики Мирра. Ну как такой мерзавец может быть сыном Яллора? Конечно, Яллор – не Тарис, но все же умница, приличный мальчик из хорошей семьи, и вообще, бог знаний! Книжки перечитал все, что в Мирре водятся! И даже, между прочим, сам написал книжку! Толстую!
- Знаю, - кивнул Ард, - Священную книгу Ардов. Хорошая книга, правильная. Там все – и о сотворении Мирра ардами, и о том, как арды создали людей, гномов и орков, как поделили меж ними земли и каждому повелели свой образ жизни вести, как… да что там говорить. Нужную книжку Яллор написал. Теперь по этой книге все племена Мирра нас восхваляют.
- Жаль только, в той книжке не хватает страниц, - раздался новый голос. Из ниоткуда, прямо из воздуха, шагнул в комнату к Арду мужчина, высокий и кряжистый, с волосами, густо посыпанными сединой.
- Оррен? – удивился Ард, - вот нежданный гость! Какими судьбами? Случилось что?
- Случилось, - кивнул головой Оррен, и невесело усмехнулся, - давно уже случилось. Ровно триста лет назад. Или ты забыл уже все, Ард?
- Ну,… как же,… я помню,… да, как сейчас помню,... триста лет! А вроде вчера было. Время просто бежит. А ты как, по делу, или так, поболтать?
- Триста лет назад погибли арды, - негромко сказал Оррен. – Там, в Большой пещере. Я выжил чудом. Ты выжил непонятно почему. Все наши друзья мертвы вот уже ровно триста лет.
Ард замолчал, лицо его вытянулось, глаза забегали. Но уже через минуту он рокотал скорбным басом:
- Вечная память погибшим! Наши друзья отдали свои жизни за нас, и наших детей, Оррен.
- Твоих детей, Ард. Вирра погибла тогда – за что? За то, чтобы Мирром правили ты, и твои потомки.
- Тсс! – зашипел Ард, хватая Оррена за локоть, - Марита, дорогая, неси-ка нам чаши, выпьем за наших павших друзей! – и, когда богиня ушла, Ард сердито пробормотал Оррену:
- Только посмей проболтаться Марите…, - но Оррен досадливо махнул рукой, и достал из кармана своего большого кузнечного фартука кусок пергамента, сплошь исписанный крупным неровным почерком.
- На, вон, читай. Есть дела поважнее сейчас, чем старые грешки покрывать.
- Что это? – спросил Ард, вертя в руках пергамент.
- Гномья легенда. Весьма популярная в народе, между прочим. Я записал, как слышал.
Ард пожал плечами, и развернул пергамент.

«Было когда-то. Богов тогда не было. А жили в Мирре драконы. Быстрые, сильные, и мудрые они были. Имели крылья, и летали над всем Мирром, не страшась ничего, потому что никакой меч не мог пробить их кожу, никакой самострел, да и копье тоже. И не только Мирр был подвластен им, но и другие миры, потому что как капель в реке много, так и миров на свете не меньше. Не страшна им была ничья сила и никакая магия, потому что питались они силой Источника. И где бы ни летали драконы, но в Мирр всегда возвращались, потому что лишь тут, возле Источника, могли они отложить яйца, и вывести детенышей. Малыши драконьи сначала были без крыльев, а как подрастали – шкурку детскую сбрасывали, линяли, и тогда уже у них и крылья были, и хвост с шипом, и чешуя по всему телу. И могли они летать, где хотели, могли и совсем улететь, но никуда не улетали они.
А потом в Мирр пришли Боги, и была Великая Битва между богами и драконами, и победили боги. Они убили всех драконов, и запечатали последнюю кладку драконьих яиц с последней самкой. Молодые дракончики вылуплялись, и умирали от голода и жажды, самка была сильной, и умерла позже, а пока не умерла – плакала, и слезы ее были красные, как кровь, и превращались в камень.
Но один дракончик оказался особенным, и не умер. Он научился жить без воды и без еды, он не имел крыльев, зато имел прочную кожу, и страшный яд в своих зубах. Имя этому змею Эйгон, что значит «Мститель». Когда ворочается он в своей темнице, дрожит земля, валятся деревья, и гномы не спускаются в глубокие штольни. Придет время – Эйгон наберется сил и вырвется на свободу. И будет опять великая битва, и придет конец Мирру».
- Ну, как? – усмехнулся Оррен, когда Ард закончил читать, - хорошая легенда? Нравится?
- Где ты это взял? – спросил Ард.
- Говорю же, легенда. Сказка. Народ гномий рассказывает. Но этот народ, между прочим, под землей все ходы-выходы знает, и бывал там, куда мы и носа не сунем – не посмеем. Я потому сказочку и записал.
- Зачем?
- А если все это правда? Если там, в пещере, под печатью, остался один живой дааргон?
- Этого не может быть, - Ард хмурился. Оррен был прав.
- А если все же? Ард, я думаю, надо снять печать, и добить змееныша, если он действительно жив, - Оррен стукнул себя кулаком по колену. – В чем дело? Ты что, боишься? Мы справились с целой стаей дааргонов, так неужели мы не справимся с одним выродком?
- Оррен, надо все обдумать, - слова давались Арду с трудом. Легко сказать – снять печать и добить. А вдруг этот червяк успеет кому-то рассказать, как же действительно погибли арды и дааргоны в той последней битве? И Оррен узнает правду. Нет. Нет, и еще раз нет!
- Не будем спешить, - наконец выдавил из себя Ард, - мы придумаем что-то другое. А пока найди мне тех, кто распространяет среди гномов эти дурацкие сказки.
- Ага, как же, - отмахнулся Оррен, - уже побежал искать. Ты моих гномов не трогай, это я тебе как старому другу говорю. Будешь змееныша давить – помогу, а про гномов – забудь! Встал, и вышел. Как и не было его. Лишь кусок пергамента Арду оставил.
Вслед Оррену послышался тяжелый вздох.
«Такой праздник испортил…» - огорченно думал Ард.

Но вздыхай, не вздыхай – сомнение грызло Арда, как червяк яблоко. Проклятущая легенда не выходила из головы. И он решил сделать то, чего так страшилась его дражайшая половина – отправится к Морне и испросить у нее совета. Вернее, не столько даже у Морны, сколь у ее дочери Лисс, которая считалась вещуньей и могла увидеть (и предсказать) многое.
Вернулся он поздно, был зол, пнул любимого кота Мариты, потом разбил вазу с фруктами. Извинился, сказал, что случайно. И вдруг как рявкнет на весь Мирр:
- Понаставили тут! Понимаешь! Барахла! Зови Морну, Оррена, и живо, все ко мне!
Ну, Марита этот тон знает. Подсуетилась, через пять минут все по струнке стояли…

Ард не стал крутить вокруг да около. Взял, да и огорошил:
- Господа Боги, один из дааргонов жив.
- Как?
- Не может быть!
- Не соврала, значит, легенда, - прошептал Оррен.
- «Как» - этого я пока не знаю, - продолжал Ард, - но Лисс видела его в своем зеркале судьбы. Он жив, и он находится сейчас под печатью Морны.
- А я и говорил, - начал Оррен, - снять печать, и…
- Слишком опасно, - ответил Ард, хмурясь, - мы не знаем, что за тварь выросла там. Не забывайте, что на нее триста лет давила магическая энергия печати Морны. Поэтому я предлагаю другое. Я и Марита – мы добавим наши личные заклятия, чтобы поддержать заклятие Морны. Целых три печати будут сдерживать этого дааргона, и мы вздохнем спокойно.
- Любая печать не вечна, - возразил Оррен.
- Правильно. И поэтому ты немедленно возьмешься за строительство.
- Чего?
- Чего угодно, - отмахнулся Ард, - лишь бы оно накапливало силу и передавало ее печатям. Придумай сам, как это сделать. А нам пора. За мной, дамы. Нам предстоит сегодня много поработать…

«Есть такая земля на западном побережье орочьей степи: не суша, и не море, жить там нельзя, и утонуть невозможно. Море то наступает на эту землю полностью, то уходит, и огромная песчаная отмель обнажается бесстыдно, подставляя скудному северному солнцу ил, комки морской травы, и мелких крабов, спешащих зарыться во влажный песок. Море свободно гуляет по Призрачным землям, и полностью отступает очень редко, только во время больших отливов. Орки верят, что тот, кто вошел в Призрачные земли, не принадлежит больше Мирру, он становится добычей Калькара, и потому убить того, кто пересек границу призрачных земель – плохая примета: нельзя посягать на то, что принадлежит богам!

У Калькара и богини-воительницы Кары есть дочь, демоница Эмма, по матери она сестра Эрхи, Эш и Элиль. Она повелительница необузданных штормов, и могучих, все сметающих на своем пути, волн-великанов. Она единственная из дочерей Кары, которая не живет в пустыне Морны. Ее дом – море, а властелин - только Калькар, больше ей никто не указ. Ее подданные – души великих покорителей морей, добровольно выбравшие служение Эмме вместо возможности пройти сквозь Пустыню к новому рождению. Моряки рассказывают истории о встречах с зеленоволосой дочерью Калькара, летящей по волнам на дымчато-серой лошади, и о призрачных кораблях демоницы Эммы. Увидеть корабль-призрак к несчастью, а вот повстречаться с самой дочерью морского бога - к небывалому везению. И тот, кто хочет такого везения, должен искать Эмму в Призрачных землях».
Священная книга, глава 2

Что уж там говорить. Орки воевали всегда!
Причем воевали со всеми. Но…
Но вот тут надо кое-что уточнить. С людьми-то «зеленые морды» перехлестывались часто, но дрались почти всегда из-за добычи, до первой крови, и чуть что, едва пустят им кровушки поболе обычного – сразу же казали противнику спину, и пропадали на просторах своей необъятной Степи. Коль оказия случалась, то и корабли грабили друг у дружки. У кого воинов на борту поболе, тот и грабил; было, что орки людей, а случалось, что и люди орков. Пиратство такое дело – никогда не знаешь, с добычей ты возвернешься, или более фартовый пустит тебя на дно морское рыб кормить. Всяко бывало, хотя и торговать с людьми орки не отказывались. Да и люди находили свою выгоду в этой торговле.
Скажу больше! Откуда в Приграничье, по обе стороны Гархан, полукровки взялись? Вот-вот. Говорю же, часто у людей и орков дорожки пересекались, и часто обе стороны живы-здоровы оставались.

А вот если спросите меня про гномов – то тут я вам не рассказчик, нет. Не хочу я про такое говорить. Знаю, что ненавидят они друг друга лютой ненавистью, и если уж, не приведи Ард, сойдутся на море гномьи и орочьи корабли, то сцепятся намертво абордажными крючьями, словно клыками в горло, и помышлять будут не о добыче, а лишь о смерти противника. Пощады не будет – пусть даже в пучину морскую уйдут и те и другие, но грызть будут друг друга до полного уничтожения.
И уж коли высадятся орки на западном, гномьем берегу Эллириса, то не хабар собирать. Непременно пустят пеплом по ветру ненавистных соседей. Цена, заплаченная за это, не имеет значения, и будет ли от набега добыча – не главное. Только, что б кровь залила песок, и огонь выжег все. До последнего, до самого конца.
А коли пересекут гномьи корабли море, чтоб отомстить за кровь и огонь, то тоже – не попугать. Оставят после себя лишь обгорелые мертвые камни, выжженное побережье и печальные крики чаек.
Никаких пленных.
Ни слова о торговле.
И так было всегда, пока стоит Мирр.

Но все же, есть одна старая легенда, или, даже, сказка, которую иногда вспоминают – порой у орочьих костров, порой у гномьих каминов, а порой и в людских тавернах, после пары кружек доброго эля. Рассказывают все по-разному, но сходятся в одном: случилось это давно. Очень давно! А точнее, сразу после первого извержения Ярды. Тогда Мирр дрожал, как испуганный котенок, земля качалась под ногами, рушились горы, вздымались скалы, и страшные волны, высотой с дворец, налетали на сушу, смывая все на своем пути. Пострадали все: и подземные города гномов, и прибрежные рыбацкие деревушки орков, и богатые морские порты людей. Но это было после. Поначалу же все было хорошо.
Так вот…

Амалия
Жила-была себе на левом, гномьем берегу Эллириса, молоденькая дочка старейшины Локена по имени Амалия, а по отцу, значит, Локенлисса. Деревушка ее была маленькой, ничем не примечательной, из тех, что зовут тараканьей щелью, и называлась соответственно – Сонный Схул. Жила себе Амалия и горя не знала, да и некогда ей было горе знать, потому что очень она любила в земле ковыряться да разводить всякие полезные растения из тех, что любят расти в пещерах, в полутьме. То ли руки у девушки были золотыми, то ли слово она знала заветное, а может, обладала врожденным даром магии земли – не знаю. Но только бледные мхи, синеватые лишайники, съедобные грибы, и прочая подземная «петрушка» под ласковыми ручками Амалии расцветали невиданными цветами, становились вдруг чертовски целебными, или приобретали такой необыкновенный вкус, что просто пальчики оближешь. Одних только съедобных грибов Амалия выращивала с полсотни разных видов! Ее грядки светились нежными, пастельными тонами и благоухали пленительными ароматами, Амалия тому была рада, а еще больше тому была рада хозяйственная Амальина матушка, продавая это все разнообразие на ярмарке в ближайшем подземном городе. Надо сказать, что матушка радовалась бы куда как меньше, если бы знала, сколько стоят эти замечательные грибы, мхи и плесени после того, как пройдут руки перекупщиков, и попадут на Джерхан. Да она бы рыдала и грызла локти от зависти! За граны Амальиной плесени храм Ирды-целительницы платил полновесными золотыми дукатами. Парфюмеры предлагали бешеные деньги, и готовы были даже драться, за ароматические вытяжки из растений, выращенных дочкой гнома Локена. А нежные грибы с изысканным вкусом, подаваемые к столу самых богатых владык Джерхана перекупщики продавали по весу золота на противоположной чаше весов. Но… все это было там, на Джерхане, в больших городах, где кипит жизнь. И сама Амалия о том, конечно же, даже не догадывалась.

А еще Амалию страшно любили крысы. В том ничего странного не было, потому что крыс гномы приручали издавна. Крысы бежали впереди подземных охотников, как бегут перед человечьими охотниками гончие, изматывая и загоняя зверя; красноватые бусины глаз крысьей стаи сопровождали рудокопов, потому что крысы были заранее натасканы вынюхивать определенные минералы и рудные жилы. Крысы, как серые тени, шли рядом с разведчиками дальних шахт, помогая найти воду, еду и выход. Заблудиться с крысой было невозможно. Крысы охраняли поселки, и горе было непрошеному гостю, который сошелся один на один с голохвостыми стражами. Крысы были умны, понятливы, схватывали все на лету, в общем - верой правдой служили гномам.
Но Амалии они не служили – они ее любили.
Однажды случилось так, что жалостливая Амалия выходила крысенка, брошенного матерью из-за необычного, угольно-черного цвета шерсти и бронзовых с прозеленью глаз. Да, выкормить новорожденного крысенка очень тяжело – но не для Амалии. Вскоре из найденыша выросла крупная черная крыса по имени Нишш. Назад, в стаю, дороги для нее не было, там странную крысу непременно бы загрызли за то, что не такая, как все. И Амалия стала для Нишш ее стаей.

В первый день месяца меда, в Темную ночь, когда Морна побеждает Трех прях, и в небе видны лишь золотые гвоздики, которыми Ард укрепил свод, когда принято собирать целебные растения, которыми лечат бесплодие, Амалия и Нишш отправились вглубь подземных галерей. Амалия шла на поиски особых лекарственных мхов, Нишш шла защищать и оберегать вожака своей стаи. Именно в эту ночь перепуганные Арды спешно накладывали еще две печати на место, где томился последний дааргон Эйгон. Именно в эту ночь Эйгон, почуявший было, что заклятье слабеет, и он сможет стать свободным, понял, что его надежды никогда не сбудутся. И в ярости метался в своей подземной темнице дааргон, стремясь если не вырваться на свободу, то хотя бы погибнуть. Сильно тогда везде земля дрожала, и море заливало деревни, а на юге Джерхана так и вообще почти вся земля опустилась в море. Остался только небольшой остров вокруг плевавшейся огнем горы Ярды. Да-да, как раз тот самый остров, на котором сейчас священный город Кер-Мааль. Но про остров жрецы расскажут, а легенда у нас про Амалию.

Так вот. Шли они, шли, и тут вдруг Нишш страшно заволновалась. Она и пищала, и нетерпеливо подпрыгивала, и даже за ноги Амалию кусала, зовя гномицу за собой. Амалия крыске доверяла, как себе, и потому поспешила за Нишш, полагаясь на ее чутье. И тут такое началось! Пещеры наполнились грозным гулом, грохотом и треском, камень задышал часто-часто, как перегревшаяся крыса, стены, свод, и пол под ногами – все дрожало, и длинные трещины ползли во все стороны, как змеи. Амалия едва успевала бежать за лихорадочно трясущимся крысиным хвостом. Нишш прыгнула через разлом, а Амалия не успела, провалилась в глубокую черноту. И просто каким-то чудом осталась жива. Долго бродила она по изрезанному трещинами и пропастями лабиринту нижних ярусов в полной темноте, на ощупь, потому что светильник с мерцающими гнилушками давно пропал. И только было Амалия совсем повесила нос, и начала думать, что ей отсюда никогда не выбраться, как вдруг заметила впереди свет.
Конечно, гномица побежала туда. Ну, как побежала – поползла сквозь завалы, разгребая камни. И не зря! В довольно большой и на удивление целой (ни единой трещины на стенах!) пещере она увидела большую чашу, заполненную переливающимся светом. Или светящейся жидкостью В общем, что бы оно ни было, но оно булькало, слегка пенилось, негромко шипело, и разбрасывало по стенам пещеры яркие всполохи света. Красивая, наверно, штуковина! Но Амалия смотрела не на чашу, а на упитанного и холеного крыса рядом с чашей. Крыс сидел на задних лапках, почесывал розовое чистое брюшко, и, улыбаясь, смотрел на Амалию. И гномица сразу перестала бояться. С крысом никогда не пропадешь! Амалия опустилась на корточки и погладила зверушку.
- Какой ты милый, - сказала она, совершенно не надеясь получить ответ, - может, поможешь мне выбраться отсюда?
- Помогу, - ласково сказал крыс. Амалия от неожиданности так и села на пол.
- Ты кто? Ты говорящий?
- Еще какой говорящий, - вздохнул крыс, - только собеседники у меня бывают редко. Те, кто может сюда прийти, разговаривать не хотят. Им силу мою подавай. А уж чтобы милым меня назвать… эх! – он печально махнул лапкой. – А ведь ласковое слово любому приятно, - охотно сообщил крыс, забрался к Амалии на колени, и уставился на нее ярко-зелеными глазами. – Даже мне.
- Ой, - только и сказала девушка.
- А хочешь, я тебе силу подарю? – становясь столбиком и складывая лапки на брюшке, доверительно спросил крыс.
- Нет, силу не хочу, я домой хочу. А еще я Нишш найти хочу.
- Вот глупышка, - удивился крыс, - да ведь с моим подарком ты сможешь изменить весь Мирр, попасть в любое место и найти все, что угодно!
И он протянул Амалии кристалл цвета морской воды. Лапка у него была похожа на гномью руку, только очень маленькая и хрупкая. Амалия отрицательно покачала головой:
- Мне Мирр и так нравится. И у меня и так все есть. И найти я хочу только Нишш, если можно.
Крыс фыркнул и невесело усмехнулся:
- Все как обычно. Моя сила нужна только тем, кому всегда всего мало. Тем, кто вечно недоволен своей судьбой, хотя и имеет все. Ну, что ж, очень жаль! Потому, что те, кому мой Мирр нравится и так, смогли б использовать мою силу гораздо лучше.
- Я совсем запуталась и ничего не понимаю, - честно сказала Амалия.
- А знаешь, я тоже многого не понимаю, - доверительно сказал крыс, - но так даже интересней. Ладно, пойдем, найду я тебе твою Нишш!
Сбитая с толку, Амалия поплелась за крысом обратно во тьму коридоров. Но с новым проводником лабиринт казался не таким уж и темным. От странного крыса исходило приятное глазу, теплое свечение. Крыс не обманул, довольно скоро он нашел в запутанном сплетении сильно пострадавших от землетрясения ходов Нишш.
Та свирепо раздулась, увидев свою ненаглядную Амалию в сопровождении чужого крыса, встала в угрожающую позу и издала предупреждающий боевой писк. Но чужак боя не принял. Просто погасло свечение, и зверек растворился в темноте коридоров. Нишш еще немного поругалась ему вслед на своем крысином языке, станцевала победный танец и в качестве трофея принесла Амалии зелено-голубой камешек. И стала с настойчивостью совать его в руку Амалии. По законам крыс любой трофей принадлежал вожаку стаи, значит, камень должна была взять Амалия. И гномица не стала спорить, взяла камень, и крепко сжала его в руке. Как вдруг…
Боль прошила ее руку до самого плеча, все завертелось в голове девушки, яркий свет вспыхнул в мозгу и подземные ходы осветились ненадолго обжигающим глаза светом. Амалия хотела отбросить камень, но он словно прилип к руке. А боль уже успокаивалась, осталось только легкое покалывание в ладони. Вместе с болью погас и свет в коридорах. И единственным освещением стал неярко светящийся камень в руках Амалии.

Так девчонка из гномьего народа получила бесценный дар – способность владеть Истинной магией. До нее только дааргоны и пришельцы-арды обладали такой возможностью. Но сама-то Амалия этого не знала! Поэтому она еще долго бродила вместе с Нишш в лабиринте пещер. Знакомых дорог больше не существовало – коридоры были либо завалены камнями, либо перерезаны глубокими разломами. Воды не было, еды не было, силы таяли. Амалия опустилась на колени перед очередным завалом и заплакала. Слезы капали на зеленоватый кристалл и испарялись. И точно так же, мало-помалу, таяли камни, завалившие проход, таяли-таяли, да и растаяли, наконец! Путь открылся, Нишш, победно запищав, ринулась в открывшийся проход. За ней, обдирая руки и колени, с трудом пролезла Амалия. И увидела свою деревню.
Нет, не совсем так. Увидела она то, что осталось от Сонного Схула после землетрясения. Подземные толчки уничтожили их поселок полностью. Многие погибли, многие были ранены, а многие остались под завалами, возможно еще живые в каменных могилах, без всякой надежды. Стоны, вопли, крики о помощи раздавались повсюду, и белый туман каменной пыли висели в воздухе Сонного Схула. Соседка Амалии тетушка Кларисса, почтенная хозяюшка всегда опрятного домика, выла на одной высокой ноте и окровавленными руками пыталась разгрести неподъемные камни завалившие вход в ее жилище.
- Тетушка! – закричала Амалия, оттаскивая соседку от грозящего придавить ее валуна.
- Дети, дети, дети…, - вырывалась из рук Амалии Кларисса.
«Сможешь найти, что захочешь, сможешь, попасть в любое место, сможешь изменить Мирр», - вспомнила Амалия слова крыса и сжала подаренный кристалл в ладони. Камни, закрывавшие вход в соседское жилище затрещали, заскрипели и с шорохом рассыпались в пыль. Где-то глубоко в Клариссиной пещере стал слышен отчаянный детский плач. Амалия сжала ладонь так сильно, что острые грани кристалла оцарапали кожу. Камни задвигались, как живые, освобождая проходы, расползались, как черепахи, выпуская на свободу еще живых гномов и позволяя вынести из-под завалов тела погибших. Страх и боль были в сердце Амалии, но только в первые минуты; потом пришло какое-то оцепенение, мозг перестал воспринимать окружающий ее ужас. Амалия монотонно и безостановочно, сжимая в руках ставший скользким от пота и крови кристалл, делала то, что могла, затуманенное сознание отказывалось воспринимать всю глубину трагедии. То же самое происходило и с другими выжившими. Немногочисленные уцелевшие, потерявшие родных и близких, в страшной тишине безостановочно разбирали завалы, перевязывали раненых, пытались связаться с другими поселками. Сжечь тела погибших, как полагалось по гномьму обряду, было невозможно. Источник воды был завален. Молчали даже крысы. Казалось, несчастные гномы живьем оказались в царстве Морны. И Амалия поняла, что единственный путь к спасению – идти наверх. Силой подаренного кристалла она пробила путь сквозь нагромождения камней к Южному Торговому коридору. И вскоре из верхних ярусов по открытому Амалией пути в Сонный Схул пришла помощь. Как потом оказалось, Сонный Схул и еще несколько соседних деревушек пострадали более всего. Поселки у поверхности были почти целы, столицу зацепило только немного. А вот южная подземная провинция была сильно разрушена.

Бедная Амалия! Под завалами погибла вся ее родня. И вернуть их к жизни не могла никакая магия. Делать ей в Сонном Схуле было больше нечего, зато хватало дел в остальных пострадавших селениях. И Амалия вместе с Нишш отправились туда.
Искала живых и мертвых под завалами, разбирала беспорядочные руины, в которые превратились многие гномьи поселки, помогала отстраивать новые жилища, восстанавливать подземные рудники и прииски, налаживать новую жизнь. Слухи о ней, и ее странной силе, доползли до столицы Трех Нижних Королевств, и вскоре Амалия уже помогала восстанавливать Нокке-Хейст, «место трех престолов».

Ну, да, так звалась тогда гномья столица. Почему-почему…, потому что там и вправду было три больших каменных трона! Они испокон веку стояли в центральном круглом зале королевского дворца, на возвышении. Большие такие троны, совсем не по гномьему росту. Первый был из черного базальта, второй железный, и третий - вырублен из целого куска александрита. И эти огромные троны были всегда пустыми. Считалось, что на них во время больших советов незримо сидят дух земли Лигур, дух огня Сарох, и Оррен-кузнец, покровитель гномов. Сам же гномий Большой совет заседал за огромным круглым столом, на столешнице которого разноцветными драгоценными камнями была выложена карта Трех Подземных Королевств. В Совет входили все сплошь важные гномьи шишки – старейшины, главы гильдий, жрецы, ну, и конечно, король. Правда, после землетрясения правил гномами безбородый мальчишка, которому не исполнилось и пятидесяти, так что слушал его мало кто. Ну, совет себе заседал, всякие важные вопросы решал, говорил много, иногда даже по существу, обещал тоже много…
А Амалия делала. Не щадя себя, и не жалея подаренной истинной магии, она восстанавливала разрушенное и строила новое. Но чем больше крепла любовь к ней в народе, тем большей желчью наливался Большой совет. Какая-то девчонка, с каким-то камнем, затмила собой членов совета! Страшно сказать – самого верховного жреца, и, что уж совсем немыслимо – короля! Вместо того, чтобы восхвалять Арда за избавление от бед землетрясения, гномы восхваляют какую-то Амалию, смешно сказать, Локенлиссу! Жрец был в бешенстве, Совет недовольно ворчал, королек чесал в затылке, и ничего не понимал. И нужен был только маленький предлог, чтобы Совет набросился на эту безродную выскочку, и задавил ее. Чтобы другим неповадно было!
И такой предлог нашелся.

Извержение Ярды и последовавшее за ним землетрясение были настолько сильными, что напугали не только гномов, и остальные расы, населявшие Мирр, но даже самих ардов. Да, магические печати пока что удерживали Эйгона в плену. Но будет ли это продолжаться вечно?
«Нет», - был уверен Ард; «Нет», - испуганно соглашалась Марита; «Нет», - подтверждала Морна. И даже Оррен говорил: «Нет!», и, по просьбе Арда, лихорадочно придумывал, как бы устроить так, чтобы мощь магических печатей не ослабевала. Кузнец ходил с отрешенным видом, ерошил свои густые волосы, щедро пересыпанные сединой, бормотал всякие непонятные слова, иногда врывался к Арду со словами: «Есть! Надо сделать так…» но, как правило, сразу же махал рукой, бормотал: «Нет, ерунда…», и уходил.
Но вот, наконец, решение было найдено, и Оррен взялся за работу. Он объяснил Арду, что
для начала надо построить пирамиду на острове Кер-Мааль.
- Там? – опешил бог, - в Умканском море, у черта на куличках? Зачем?
Оррен раскинул перед Ардом ворох чертежей и вывалил на бога ворох терминов, перемежая их иногда понятными словами:
- эпицентр… максимум силы… точка концентрации…двенадцать ярусов вверх и двенадцать ярусов вглубь, под землю…вектор силы… преломление входящего луча…
- Да, да, я понял! – замахал руками Ард. – Про ярусы я понял. Значит, двенадцать вниз, под землю?
- И двенадцать вверх. Нижние ярусы символизируют царство Морны, верхние – Мариты. И пирамида будет называться Храмом двух сестер. Никто не будет знать, что в самом сердце пирамиды спрятано устройство подпитки печатей.
Ну, что ж, - Ард хмыкнул, - двенадцать ярусов вниз. Хм. Копай!
И Оррен начал строительство Пирамиды сестер на Кер-Маале. Арды постепенно успокоились. Эйгон по-прежнему в плену, печати целы, скоро будет готова Пирамида, которая еще больше утвердит их власть в Мирре…
И тут Марите приспичило поглядеть на Мирр в свой волшебный шар!
Скучно ей стало, видите ли. Захотелось узнать, где что делается. Ну, и узнала,… что появилась в гномьих землях могущественная волшебница Амалия Локенлисса, которая силу Источника магии черпает немеряно, да так нагло, словно она – одна из ардов.
Забыв обо всей своей величавости, Марита кинулась к Арду. Тот пришел в бешенство. Он собрал своих соратников и сказал, что такое безобразие надо пресечь на корню. Все согласились, кроме Оррена:
- Чем она вам мешает?! – кричал Оррен, - я знаю сам, она творит только добро! Никто из вас не захотел помочь гномьему народу в этой беде. Вы все остались безучастны! И только маленькая гномья девочка, толком не понимающая своей силы, что-то пыталась делать. Что вам от нее надо?
- Почему это никто не захотел? – обиделся Ард, - Вон, Морна приняла к себе всех умерших. Чем не помощь? Потом, Гномьи горы маленькие, а гномов становится все больше. Ничего страшного, если плотность населения немного уменьшится. Ты нам лучше другое скажи, - Ард придвинулся к Оррену, прочие боги тоже обступили их, - ты, выходит, про эту гномку знал? Знал, что она ворует истинную Магию, и ничего не сказал нам?
- Можно подумать, мы ее не воруем! – запальчиво крикнул Оррен, и тут же пожалел об этом. Теперь-то уж точно все боги отвернутся от него – не простят обвинения в воровстве.
- Чем она вам мешает?! – обреченно повторил Оррен, понимая, что одному против всех ему не выстоять.
- Чем мешает? – переспросил Ард, - а тем, что дурной пример заразителен! И другие могут последовать ее примеру. Сегодня гномица, завтра кто-то из людей, а послезавтра мы все будем драпать отсюда, улепетывая от шайки Всесильных орков? Нет, этого нельзя допустить. Не для того мы воевали с дааргонами за этот мир. Мы должны устранить ее.
- Тогда я отказываюсь продолжать работу над строительством системы подпитки печатей и вообще всей Пирамиды Сестер, – глухо сказал Оррен.
- Можно же найти компромисс, - елейным голосом сказал Этан-Плут. - Пообещай нам, что ты закончишь работу на Керр-Маале, если мы не будем убивать эту девчонку. Мы просто заберем у нее магию. И она останется цела.
И Этан наступил каблуком на ногу Арду, уже открывшему рот, что б возмутиться, и незаметно подмигнул Марите, налившейся краской недовольства.
- Я клянусь закончить работу, если вы только отберете у девочки магию, но ее оставите в живых, – угрюмо сказал Оррен, глядя в пол.
- Вот и славно, - обрадовался Плут, - клятва, произнесенная в этом Зале Синклита, обратной силы не имеет. Ард, клянись, что оставишь гномиху живой, - еще сильней вдавливая каблук, сказал Этан.
- Клянусь, - просипел Ард, ошалело глядя на Плута.
- Вот и славно, - довольно потер руки Плут, - беда только, что если уж она завладела истинной магией, то забрать ее нельзя. Но… - присутствующие открыли рты, дивясь наглости Этана и еще не понимая, к чему он клонит. Этан лучезарно улыбнулся и поставил на пол хрустальный ларец. Достал из ножен меч и поддев крышку ларца откинул ее, на дне лежали наручники из черного металла украшенные тонкой вязью гравировки. Присутствующие сначала в удивлении склонились над ларцом, толкаясь локтями, а потом с испуганными «ахами» резко отхлынули от свернувшихся черной ядовитой змеей наручников.
- Да-да, - ласково покивал головой Этан, - вы не ошиблись. Эти наручники сделаны из береллиса. Полностью блокируют магию. И вот их-то мы и наденем на девку. Жива останется, но магией пользоваться не сможет. Замуруем ее где-нибудь в подземных пустотах под Пирамидой Сестер, которую ты нам пообещал достроить, Оррен.
Оррен взревел и кинулся на обидчика, Шаир, Прилл и Тарис с трудом пытались удержать беснующегося Оррена на полу. Оррен выл и плевался. Он не мог простить себе того, в какую ловушку позволил заманить себя и несчастную Амалию. Береллис блокировал магию и приносил жуткие мучения любому носителю магии. А он, Оррен, обрек выдерживать эту пытку в глубине подземной тюрьмы в течение долгих лет гномьей жизни несчастную ни в чем неповинную девочку. Лучше б сразу убили. Но обратной силы, ни его, ни Ардова клятва уже не имела.
- Убью!!! - бился в припадке ярости Оррен. И в страхе, с бешеной скоростью, неслись по небу Мирра облака, выли ветры, и град сыпался с налившихся черно-синей лютью небес. И страшные непрощаемые слезы так и замерзли в глубине серых глаз Оррена.
– Убью тебя, Этан, клянусь в зале Синклита!!!

Этан вышел прямо на камни Зубов Нергала. С этой позиции ему прекрасно было видно, как слаженно действовала команда, подчиняясь четким, хладнокровным командам капитана, как стойко, без суеты, налегали на рулевое весло две пары рук. Над драккаром бился на ветру вымпел принца Степи. Черная фигура атакующего волка на носу «Орих’дара» уже поравнялась с устьем Зубов Нергала. Драккар почти прошел самый опасный участок, Этан почти проиграл меч. Бог нахмурился. Он только собрался было сплести пальцы, чтобы слегка подтолкнуть судно прямо на острые рифы, как вдруг ласковая морская волна, словно любящая супруга, ужом извернулась вокруг его сапог, и дернула за ноги. Этан взмахнул руками и рухнул прямо на камни, и очень неудачно! Из разбитой губы текла кровь, верхний передний зуб болтался на ниточке. Этан выругался и выплюнул зуб в море. Драккар, меж тем, окончательно прошел сквозь кипящую воду Зубов Нергала, и был в безопасности.
- Давай меч.
Этан обернулся. На камне сидела Эмма и ехидно улыбалась.
- Давай меч, Этан! Проигрывать надо с честью. Впрочем, извини. Откуда тебе знать, что такое честь?
- Зачем он тебе? – зло спросил Плут, сплевывая кровь изо рта, - орехи колоть станешь? Он не по твоей руке.
Эмма засмеялась, подошла поближе, подмигнула Этану.
- Не волнуйся, малыш, - тонкий пальчик скользнул по шее Этана, пощекотав того под подбородком, - я легко найду кого-нибудь получше тебя. В смысле, того, кому меч придется как раз по руке!
И она опять рассмеялась. Весело, беззаботно, непринужденно закидывая назад голову. Настроение у Эммы было просто прекрасным.
Пришлось Этану отдавать проигранный меч. Он посмотрел вслед неспешно удаляющейся Эмме, облизал распухшую губу, поводил языком по тому месту, где был зуб, и сделал резкое движение пальцами. Огромная волна подхватила драккар, который уже был в тихом безопасном месте, и снова потащила его на рифы.
Яргех и Хувраг налегали на рулевое весло из последних сил, дерево стонало и выло, грозя сломаться. Дерево – да, а вот воля к победе, заключенная в двух парах рук – нет. В последний момент «Орих’дар», повинуясь рулю и воле орков, выскочил из западни. Волна перехлестнула через борт и покатилась по палубе, сбивая с ног всех. Яргеха перевернуло, поволокло, он ударился головой, руки соскользнули, и его выбросило за борт. Спиной вниз, широко раскинув руки, стал падать Яргех в зеленовато-серую пустоту. Безвольная ладонь зацепилась за гладкую, бархатную кожу. «Дельфин», - проскочила блеклая мысль в затуманенной ударом голове. Кто-то резким рывком забросил Яргеха на спину, потащил стремительно сквозь густую, как мед, воду, и, наконец, с плеском и шумом вынырнул на поверхность. Яргех вдохнул воздух и покрепче вцепился в спасителя. «Нет, не дельфин», - с удивлением подумал орк, понимая, что сидит на лошади, а под руками у него плавные изгибы женского тела. Волна серо-зеленых волос щекотала ему грудь, пахло мятой, солью, и горькой полынью. Спасительница резко остановила лошадь прямо у кромки воды, и Яргех соскользнул на песок с гладкого и скользкого, как шкура дельфина, крупа. Женщина с оливковыми волосами и бледным лицом тоже спрыгнула с лошади. Она не была такой уж красавицей, по орочьим меркам: подбородок чуть маловат, и губы слишком узки и бледны. Но хищное завораживающее очарование пряталось в ее по-кошачьи раскосых глазах цвета морской волны, и четких, разлетающихся бровях. Яргех судорожно вздохнул и едва слышно сказал:
- Демоница Эмма.
Эмма утвердительно кивнула и наклонилась к Яргеху, с любопытством разглядывая его.
- Я тебя тоже хорошо знаю, Яргех из рода Нергала, - две тонких руки легли на его плечи, - и я не ошиблась, рискнув поставить на тебя, – глаза все ближе и ближе. Будто ищут ответ какой-то в его глазах.
- Что? – не удержался он, но мягкая рука Эммы скользнула по его губам, заставляя орка замолчать.
- Молчи. Я сама толком ничего не понимаю…
Она была уже совсем близко, и Яргех видел теперь только бесконечное море в ее глазах. Серо-зеленые волосы демоницы накрыли их с головой; Эмма поцеловала его, и горячие ласковые волны закрутили Яргеха в водоворотах, откуда не хотелось выплывать. Море было жарким и безудержным, оно обнимало Яргеха, позволяя ему погружаться в его теплую нежность; шум волн, частый, прерывистый, мешался с неистовым стуком сердца, и ритмичными, сильными толчками волны о камень; неистовая чайка вдруг вскрикнула и сладко застонала, и волна в руках Яргеха забилась, выгибаясь пойманной рыбиной, и опала… и сам он провалился в аквамариновую глубину, тонул, умирал без воздуха, и не хотел всплывать…

- Идет большая вода.
Яргех открыл глаза. Эмма сидела рядом с ним, на прохладном, шероховатом песке Призрачной земли. Она тряхнула волосами, и ветер с радостью подхватил оливковые пряди и запутался в них, она улыбнулась, и море ответило на ее улыбку удовлетворенным, воркующим шорохом. Она подняла голову к небу и, прищурившись, повторила:
- Идет большая вода, Яргех. Скоро здесь снова будет море. Твой корабль там, за скалами, целый и невредимый. Иди к нему, и на большой воде драккар пройдет над Зубами Нергала, как по маслу. Вот тебе подарок на память, - Эмма положила на песок выигранный у Этана меч. – С ним тебе покорится и земля, и море. Но когда-нибудь, когда ты сам так решишь, ты снова придешь ко мне. Я и море заберем тебя. Я буду ждать.

- Все всегда достается ему, - не успокаивался Джимур. Амирилловый меч брата завистью прожигал ему душу насквозь.
- Все всегда достается ему по одной простой причине, - тихо сказал дядюшка Аргехт. - Он что-то делает. А некоторые только и умеют шипеть. А если прекратить шипеть, и начать хоть что-то делать, то, возможно, кое-кому достанется…
Аргехт замолчал и посмотрел с балкона дворца рексов на центральную площадь, украшенную плахой.
- Что достанется? – переспросил Джимур. Но Аргехт молчал. Младший брат проследил за его взглядом.
- Я был бы самым лучшим рексом. Ты стал бы первым советником и нойоном всей Степи. Я бы даже отдал под твое начало гвардию. От отца и Яргеха ты такого не дождешься никогда, дядюшка, а мы б с тобой поладили, – зашептал Джимур прямо в ухо Аргехту.
Тот предупреждающе приложил к губам сложенные лодочкой ладони:
- Не шепчи, это подозрительно. Здесь никто не может подойти достаточно близко, чтобы подслушать нас. Говори спокойно, словно мы разговариваем о погоде. Не суетись.
Джимур улыбнулся и сказал:
- Но как же это можно сделать?
- Надо втянуть его в заговор. А потом сделать из него козла отпущения.
- Он совершенно не интересуется политикой. У него хватит ума держаться подальше от гнилых дел и знакомств.
- Значит, надо так заморочить ему голову, чтобы он ничего не понял. И тут нужна женщина, – задумчиво протянул Аргехт.
- Да ни одна баба не сможет заставить его плясать под свою дудку, – фыркнул Джимур.
- Бэтта – не баба. Она сможет.
И вскоре у брата рекса Нирверга, почтенного Аргехта, вдруг нашлись какие-то неотложные дела в Белой степи. Он уехал один, без свиты и сопровождения, и пообещал скоро вернуться.

Но время шло, а лобовые атаки, всегда приносившие Яргеху победы на всех фронтах, успеха не имели. Так же, как и утомительные осады, и прочие, более сложные тактические ходы. Все было бесполезно.
- Не через окно, так через дверь, но я войду, - выйдя однажды из себя, рявкнул принц. Серебряный смех раздался из окна. Тонкая преграда занавеси, которую так и не преодолел Яргех, слегка приподнялась. И Бэтта, глянула на него сверху вниз. Серебристые крапинки в глазах насмешливо искрились.
- Кем ты можешь войти через окно – это понятно. А вот кем ты можешь войти через дверь?

Яргех решительно вошел к отцу и без лирических отступлений сказал:
- Отец, я хочу жениться.
- В море точно сдох кракен. – хладнокровно сказал рекс Нирверг.
- Причем здесь кракен? – удивился Яргех.
- А что еще, такое же большое, могло сдохнуть, раз ты решил жениться? – пожал плечами рекс. - Ну, и кто же эта удачливая девица?
- Бэтта, из рода Серебристой Лисы. Она в свите моей сестры.
- Надеюсь не голытьба. Впрочем, это не важно.
- Она племянница твоего нойона.
- Которого?
- Из Белой Степи.
- Проверим все, а ты иди покуда.
Яргех ушел, а вместо него тут же появился дядюшка.
- Разузнай-ка мне все о девице по имени Бэтта, - сказал Нирверг, - а то мой сын вдруг решил жениться.
Аргехт изобразил на лице крайнюю степень удивления.
- Вот-вот, и я чуть с кресла не свалился, - пожал плечами рекс. - Жениться, говорит, хочу. Обычно просто хочу, а тут женится. Но это и к лучшему. А то он уже всех девок на женской половине перепортил, всю траву в садике вытоптал, каждый раз из окон прыгая. Скоро тут будет бегать целая тхема байстрюков. А нужны наследники! Так что пусть женится. Авось трава хоть немного подрастет, прежде чем он снова начнет из чужих окон прыгать, кобель.
«Весь в тебя», - зло подумал рексов брат, а вслух сказал:
- Да пусть прыгает, пока молодой. А про девушку я все разузнаю.
И уж конечно, биография Бэтты в изложении Аргехта выглядела безупречно.
Сватовство выглядело достаточно скромно. Перед обручением рекс сказал:
- Сделаем все по-тихому. Чтоб потом, если что, был путь к отступлению, - насчет «если что» - у рекса был повод для опасений. – А если дойдет до свадьбы, то тогда уж отпразднуем с размахом.
И в присутствии только самых близких наследник Рекса предложил Бэтте обручальный браслет. Бэтта сделала изумленное лицо и сказала:
- Это так неожиданно. Я могу подумать?
Рекс отчетливо хмыкнул, Яргех потемнел лицом до малахитового цвета, Аргехт в душе бурно аплодировал таланту Бэтты.
– И потом, даже если я и соглашусь, - продолжала девушка, - то свадьбу придется отложить. Мой отец умер всего два месяца назад. И я не выйду замуж до окончания траура.
- Я буду ждать, - мрачно сказал Яргех. Рекс едва заметно шевельнул ушами, но от опытного взгляда Аргехта не ускользнуло это проявление крайнего изумления Рекса.
«То ли еще будет, братец», - торжествующе подумал Аргехт, но на лице его продолжала сиять официальная доброжелательная улыбка.
- Приходи вечером, я дам ответ, - скромно потупив глазки, сказала Бэтта, и добавила:
- Приходи через дверь.
И вечером Бэтта приняла браслет, а взамен подарила жениху скромный камешек на серебряной цепочке. Камешек был точь-в-точь, как глаза Бэтты – черный с серебристыми искорками. И с того момента, как она надела цепочку на Яргеха, все в его голове затянулось туманом. В этом тумане иногда бывали некоторые просветления. Но ненадолго. Бэтта просила написать письмо своему дяде, нойону Белой Степи, чтобы сообщить о сватовстве. И Яргех писал, писал под диктовку Бэтты, совершенно не осознавая содержания. Невеста просила написать еще письма, другим своим родственникам. И все повторялось. Сладко улыбаясь, суженая просила передать кое-какие вещи в подарок своей родне. И Яргех делал все, что она просила. Туман сгущался. Хувраг со страхом смотрел на осунувшегося друга и все просил:
- Поехали в Маасвех, развеемся, корабль и команда ждут, поехали, а? – Но Яргех только качал головой. Хувраг перепробовал другие, ранее весьма действенные средства – вино и веселых девиц. Но стало только хуже. Хувраг не выдержал и сказал правду:
- Да она самая настоящая ведьма! Она доведет тебя до плахи! – Яргех размахнулся и ударил друга в лицо. Хувраг отлетел и упал спиной на пол:
- Через волчий корень тебя! Иди и дальше, как баран на бойню.
Так принц потерял единственного друга. А развязка истории была уже близка. В тот же вечер Бэтта попросила его пойти в какое-то странное место и проговорить с какими-то людьми. Яргех, как глиняный болван, пошел куда велели. Он слушал то, что говорилось на тайной сходке. И краем сознания понимал, что это явная измена. Но колдовство Бэтты держало его слишком крепко. А потом всех заговорщиков накрыла гвардия рекса. Уж дядюшка постарался на славу. В нужное время, в нужном месте. Принц апатично стоял, просто ожидая пока его схватят. Кто-то со всей силы толкнул его в спину. Он покачнулся и ударился головой об угол.
- Беги, баклан, - рявкнул неизвестно откуда взявшийся Хувраг
Удар по голове, как ни странно, разогнал туман, но не надолго. Яргех стал самим собой. И очень злым самим собой! А со злым принцем шутки были плохи. Особенно если рядом с ним такой же злой Хувраг. Так что гвардейцам осталось только исходить черной желчью и размышлять, как докладывать рексу о том, что главные враги трона сбежали.
Лежа на плоской крыше, какого-то дома, Яргех и Хувраг с тоской наблюдали, как в растревоженном улье Саторхана тысячи огненных пчел-факелов мелькают повсюду.
- Нас ищут, - зло сказал Хувраг. - Я вот как чувствовал, что добром это не кончится. Я и волков наших из города вывел, и оставил на перекрестке у Седого камня. Поедем в Маасвех, заберем корабль. А там может все и утрясется.
- Я должен вернуться к Бэтте, - тусклым голосом сказал Яргех, камень на груди нагревался. – Ей нужна помощь и защита.
- О себе подумай! – рассердился его друг. - Твоя Бэтта сама не пропадет. Не такая она, чтобы не найти себе помощников и защитников. Что с тобой, Яргех? Надо бежать, жизнь спасать.
- Я пойду, - ровным голосом сказал Яргех, камень дергал цепочку, и туман снова расползался в голове. И пока туман не накрыл его полностью, в приступе какого-то прозрения, Яргех отцепил от пояса амирилловый меч и протянул его Хуврагу:
- Поменяемся! – резко сказал принц, - дай мне свой топор, мне он сейчас подойдет лучше. А ты бери меч и беги в Маасвех. Сохрани мой корабль. Это приказ.
- Встретимся в Маасвехе, я буду ждать тебя там до следующей ночи.
- Встретимся в Пустынных землях, - криво улыбнулся Яргех. Тоскливое предчувствие смерти грызло его, но не идти на зов ведьмы он не мог. Хувраг кивнул и вдруг резким движением дернул за серебряную цепочку, боль обожгла не только шею принца. Ему казалось, что Хувраг вырвал из него сердце. Он замахнулся, Хувраг ловко отскочил и, прыгнув в темноту, растворился. Но злая магия Бэтты так сильно пропитала Яргеха, что он все еще действовал по навязанному ведьмой приказу. Он все еще шел на ее зов.

Невеста Яргеха занималась своим любимым делом - сидела и спокойно расчесывала волосы. Черные змеи тугих завитков волос колыхались у самого пола.
- Бэтта, тебе тоже надо бежать, – хватая ртом воздух, прохрипел Яргех, переваливаясь через подоконник. Туман в голове уже превращался в клочья, но ясной картины принц еще не видел.
- Бежать? Зачем? – девушка снова провела гребнем по волосам. Повернулась, наконец-то, к жениху. Тонкие бровки удивленно поползли вверх.
– Где твой меч, Яргех?
- Меч?
- Где амирилловый меч? – зло спросила Бэтта, черные локоны зашевелились сами собой.
Яргех тряхнул головой, словно хотел вытряхнуть из нее лишнее:
- Зачем тебе меч? Чего тебе не хватало? Ты же могла стать женой наследника, а в скорости и рекса Степи! – воскликнул Яргех.
- Я в любом случае невеста наследника, - мило улыбнулась Бэтта, - и какая мне разница, как этого наследника зовут. Меня интересует только, где меч!
Яргех ошеломленно молчал, туман истаял, вся картина происходящего, наконец, четко сложилась у него в голове.
- И где моя подвеска? - недоуменно поинтересовалась ведьма. - Ты что, ее потерял?
Яргех сделал шаг назад.
- Стража! – громко крикнула невеста наследника. Яргех прыгнул к окну, но до спасительного окна было слишком далеко. Не успеть…
Принц без промедления был доставлен к отцу. Там он был ознакомлен со всем, что успел наворотить за довольно короткое время. Туман в голове рассеялся полностью, но Яргех до сих пор не мог понять, как он вообще умудрился так оплошать. Единственное, что он понимал отлично – ему уже не выпутаться.
«Повесят»,- отрешенно подумал Яргех и расправил плечи.
Но тут вмешался дядюшка Аргехт. Если Бэтта не получит обещанной платы, участь его будет гораздо более незавидной, чем участь Яргеха. Он понимая, что мертвый принц ничем уже не поможет, зато живой Яргех приведет их к амирилловому мечу. И Аргехт разразился шедевром ораторского искусства. В результате, вместо неотвратимой казни, Яргех получил отсрочку до следующего захода солнца. Ему было предписано навсегда покинуть Степь, и никогда больше туда не возвращаться.
Если же вернется – смерть.
А тому, кто окажет помощь мятежному принцу, предстояло разделить с ним его судьбу.

- Где меч, недоумки?! - бушевала Бэтта. – Где меч, я вас спрашиваю? Прошляпили? Пеняйте на себя. Сами знаете - Плут шутить не любит. Вернее, как раз любит! Не вернем ему амирилловый меч – уж он пошутит над нами всеми так, что плакать будем хором!
Глядя в глаза ведьмы, Аргехт и Джимур, съежившись, пугливо жались в угол. Наконец Аргехт смог сказать:
- Яргех. Он приведет нас к мечу.
- Так идите за ним, - наступая на сообщников, сверкала глазами Бэтта, - какого зверя вы еще здесь?
- Мы бы и рады, - дрожащим голосом сказал дядюшка, - но он как сквозь землю провалился. Может, ты поглядишь, где его нелегкая носит? Помоги, Бэтта, - он низко поклонился, - наведи нас, а уж мы…
- Не могу, - внезапно успокоилась Бэтта, - наш жертвенный барашек потерял свой колокольчик. Но это ерунда. Вы, мужики, такие предсказуемые. Верно, пусть бежит себе, и он все равно приведет нас к мечу. Живо езжайте в Маасвех. Больше ему деваться некуда.
Ведьма резко махнула рукой, и дядя с племянником с облегчением вылетели за дверь.

Сильно рискуя, Яргех пробрался в Маасвехский порт. Его запорошенные пылью сапоги и плащ удивления не вызывали. Капюшон прикрывал и лицо, и рыжеватую косу. Но великолепный ездовой черно-бурый волк привлекал нездоровое внимание. А жизнь его была уже взвешена и оценена. Надо было срочно бежать из Маасвеха, тем более что ночь еще не наступила, но «Орих’дара» в порту уже не было. Эту утрату Яргех воспринял почти спокойно. Когда тебя предают семья и невеста, надо быть полным дураком, что б надеяться, что друг и команда захотят разделить с тобой незавидную участь. И Яргех, преследуемый по пятам, направился в сторону Гархан. Хотя и знал, что времени покинуть Степь до захода солнца у него уже нет. Время, отпущенное для спасения своей жизни, он бездарно потратил на безнадежные дела. На веру в любовь, дружбу и семью.
Отряд Аргехта и Джимура вел его от самого Маасвеха. Они шли по его следу, как шакалы, преследующие раненого волка. Когда солнце почти коснулось горизонта, Гархан уже были совсем близко, но все равно недосягаемы. Справа от Яргеха с отливом обнажились Призрачные земли. Граница призрачных земель, Желтый лиман, обмелел настолько, что его легко можно было перейти вброд. Яргех подумал, что пришло время вернуть демонице Эмме должок. Если уж не меч, то хотя бы жизнь. Он решительно спешился и, прощально похлопав волка по холке, пошел через лиман в Призрачные земли.
Преследователи остановились, не желая пересекать мистической черты, и тревожить демоницу Эмму. Солнце краешком зацепило горизонт. Время Яргеха вышло. Кто-то из воинов натянул лук и вопросительно посмотрел на командиров.
- Не стреляй! – удержал руку стрелка Аргехт. - Плохая примета – убить того, кто вошел в Призрачные земли. Он теперь добыча моря. Идет прилив. Не будем отбирать добычу у Калькара и Эммы.
- Что-то ты, дядюшка, как старуха, боишься примет, - буркнул Джимур, - с чего бы это?
- Меча-то у него с собой нет, – раздраженно сказал Аргехт, - зачем тогда тратить стрелу? Все равно утонет.
- Вот Бэтта будет орать… - поежился Джимур.
- Значит, останемся тут и убедимся, что Калькар его действительно забрал, - решил Аргехт.
И добрые родственники принялись выжидать, когда же от старшего сына рекса Нирверга останутся лишь пузыри на воде.

Отряд своего брата Яргех видел отлично.
«Нет, не доставлю ему такого удовольствия – убить меня собственноручно. Лучше море», - подумал Яргех и пошел навстречу прибывающей морской воде. Ни топор, ни сапоги, ни тяжелую куртку из кожи нергала с нашитыми на нее металлическими бляхами он не снял. Плыть он не собирался. И тяжелая одежда должна была помочь ему совершить задуманное.
Но утонуть оказалось гораздо сложнее, чем он подумал было. Даже непомерная тяжесть тянувшей на дно одежды не помогала – руки упрямо боролись с волнами, голова стремилась вверх, к глотку воздуха. Яргех не мог просто так вот сдаться и пойти на дно. И он плыл в никуда. Течение прибывающей воды сносило его в залив за Зубами Нергала. И когда солнце уже наполовину опустилось за край моря, расцветив напоследок яркими красками воду и облака, едва держащийся на воде Яргех увидел спрятавшийся в заливе «Орих’дар». Голова его ушла под воду, и он решил, что это просто предсмертный мираж. Он еще раз вытолкнул себя на поверхность. Родной драккар никуда не пропал! Команда, усердно высматривающая своего командира уже долгое время, заметила вдалеке плывущего орка. С корабля раздались радостные крики. Но силы уже оставляли Яргеха. Он слишком устал, тяжелая одежда тянула вниз.
- Надо подойти ближе, - скомандовал Хувраг, - все на весла!
- Опасно, - сказал боцман.
- Исполняй, что велено! – рявкнул Хувраг, становясь к рулевому веслу. Драккар сдвинулся с места и пошел навстречу Яргеху. Тот снова было провалился под воду, но вынырнул. Пояса с топором на нем уже не было.
- Ближе! – командовал Хувраг. Команда гребла, ожидая каждую секунду зловещего треска ломающейся о камни древесины. Но Хувраг знал свое дело. Недаром его считали лучшим кормчим. Яргех снова нырнул, и одним сапогом на нем стало меньше. В руках остался только короткий нож. Им Яргех пытался разрезать шнуровку куртки.
- Еще ближе, - никто возражать не осмеливался. Куртка Яргеха ушла-таки под воду без хозяина. Расстояние между ним и драккаром заметно сократилось. Но сил уже больше не было. Во рту был привкус соли и железа. Ногу в холодной воде свело судорогой. Яргех снова ушел под воду.
- Быстрей! – сказал Хувраг. Острие ножа укусило бедро, судорога отпустила. Яргех вынырнуть уже не мог, но рука наткнулась на дерево. На деревянное весло подошедшего вплотную «Орих’дара».
Несколько пар крепких рук вцепились в Яргеха и потянули его через борт. Тяжело дыша, Яргех сидел на палубе, и соленая вода ручьями текла по лицу и капала с одежды. Он обвел взглядом знакомые, родные лица. Погладил рукой гладкое дерево «Орих’дара».
- Зря, ребята. Теперь и вам места нет на этой земле. Вы же не знаете, что я теперь вне закона в Степи.
- Да знаем мы, - спокойно ответил Хувраг, - потому и увели корабль из Маасвеха. Иначе его бы отобрали в казну. Еле отбились, и сбежали. Я надеялся, что ты вспомнишь о том, что говорил мне на крыше про Призрачные земли.
- Я вообще-то говорил тебе это образно. Имел в виду, что скорей всего в этой жизни мы уже не встретимся.
Хувраг почесал затылок и сказал:
- Я образно не понимаю, я ж не образованный, как ты. Я все понимаю прямо, без образности.
- Зря, – свесив голову, мрачно повторил Яргех.
- Да через волчий корень их всех, включая твоего дядю и брата. Мы и на море не пропадем! – неунывающе сказал Хувраг. Команда жизнерадостно оскалилась. И у Яргеха, замерзшего до мелкой противной дрожи, внезапно потеплело в желудке. Словно ледяная рука, сжавшая внутренности, убралась прочь.

Амалия просидела в тюрьме Нокке-Хейста на цепи и в береллисовых наручниках три месяца, потому, что море было несудоходным. Но как только за пять дней до Белтайна начался период навигации, Амалию в деревянной клетке погрузили на королевский корабль под названием «Русалка» и отправили на Керр-Мааль. Сопровождать такой ценный груз отправился сам Верховный жрец Надир и другие важные персоны. Береллис рвал болью тело Амалии и выворачивал наизнанку сознание. Страшным усилием воли она заставляла себя отрешиться от боли. Тело, наполненное болью, словно было отдельно, а разум отдельно. Это было единственное спасение от безумия. Так же, как когда-то во время землетрясения, разум ее отстранился от реальности, и ей казалось, что все это происходит не с ней.
В одном дневном переходе от Нокке-Хейста «Русалка» была атакована орками. Вынырнувший из-за укрытия скал хищный черный орочий драккар молниеносно настиг тихоходную «Русалку». Треугольное знамя с вороном взвилось на мачте, ясно показывая намерения противника. Ощеренная волчья пасть, украшавшая нос «Орих’дара» поравнялась с носом «Русалки». Абордажные крючья, словно зазубренные клыки нергала, впились в борт гномьего судна. Размалеванные в боевые узоры, закованные в нергаловый доспех, матерые бойцы Яргеха ворвались на палубу и смяли оборону за считанные терцы. К гномам они относились как к дорогому товару – меньше трупов, больше пленных, наваристей добыча. По виду «Русалки» опытный пиратский глаз определил, что за путешествующих на ней гномов можно будет просить солидный выкуп.
Яргех удовлетворенно осматривал «Русалку» и пленных гномов. Он по-хозяйски прошелся по палубе, сдернул парусину с какого-то ящика. В деревянной клетке лежала темная безжизненная кучка тряпья. Орк задумчиво постоял над непонятным ящиком, достал на всякий случай меч и сбил замок на дверце. Ворох тряпок не шевельнулся и даже, кажется, не дышал. Яргех перевернул клетку и вытряхнул содержимое на палубу.
Темная тень метнулась прямо на него, подставляясь под удар клинка. Цепь, удерживающая существо, не позволила ему завершить маневр. Орк пошел по кругу, слегка сгорбившись, медленно вращая клинком. Существо отползло назад и неожиданно снова прыгнуло, метя точно на острие меча. Оно не нападало на орка, существо интересовал только меч. Еще одна бесполезная попытка, и темная тень заскулила:
- Убей меня! Ну что тебе стоит! – И снова прыгнула, цепь загремела. Черный капюшон свалился с головы существа. На Яргеха смотрела чумазая гномья девчонка, грязные свалявшиеся волосы ее все еще не утратили яркости насыщенного оранжевого цвета. Волосы были уложенные когда-то косой вокруг головы, теперь выбившиеся прядки торчали в разные стороны, напоминая кисточки на ушах белки. Кожа была неестественно бледной, и множество мелких конопушек отчетливо были заметны на тонком носу. На треугольном личике горели безумием глаза. Два темно-коричневых янтаря, подсвеченных светом заходящего солнца.
Яргех попятился и сказал:
- Ну, точь-в-точь взбесившаяся белка. Что это вообще такое?
Дотянуться до спасительного смертоносного клинка не получилось. Обезумевшая Амалия метнулась к борту, надеясь обрести смерть в море. Но точно рассчитанная цепь не дала ей такого шанса, резко дернувшись, Амалия только свалилась снова на палубу.
- Убей! - выла и металась на цепи Амалия, - прошу тебя!
Зеленая рука дернула цепь, звенья жалобно хрустнули и разорвались. Орк схватил Амалию так, что кости хрустнули, и тряхнул. Зубы клацнули. Прикусив язык, Амалия безвольно повисла.
- Что это такое? – помотав Амалию, словно тряпку перед глазами пленников раздраженно спросил орк. И разжав руку, опустил девушку на палубу под ноги, предусмотрительно наступив на обрывок цепи.
Верховный жрец подумал и решил, что выгодней будет объяснить пиратам, что же это такое:
- Это пленница богов. Она украла у богов их магию. И этой магией сеяла раздор и неразбериху в нашей стране. Ее осудили, и мы везем ее на Керр-Мааль. – медленно, чтобы пиратам были понятны его слова, сказал Надир. – На нее надеты магические наручники, и она больше не может пользоваться украденной силой. На Керр-Маале ее ждет пожизненное заключение в Пирамиде Сестер. Это дело богов. Так что просто отвези ее на Священный остров и получи свою награду. Понимаешь меня, орк?
Яргех помотал головой и по-орочьи переспросил:
- Ну-ка, поточней расскажи еще раз, в чем ее обвиняют.
Жрец стал еще медленней по-гномьи пересказывать историю Амалии. В конце назвал заоблачную цифру, которую Яргех мог получить на Керр-Маале за пленницу. И это не считая того, какой выкуп можно будет получить из королевской казны за остальных важных и знатных гномов на борту.
Амалия, услышав о выкупе, поняла, что бледная надежда умереть легко и быстро потеряна навсегда. Орочьи пираты, услышав «магическую» цифру возможного выкупа, снова посадят ее на цепь, чтобы ценный товар ненароком не сиганул за борт. Пылинки с нее сдувать будут. Из нее словно вынули все кости, безвольным дрожащим кулем упала она на палубу. Сухие страшные спазмы истерического плача трясли ее крупной дрожью. А жрец, скрестив руки на груди, уверенный в своей правоте, распинался, снова рассказывая о ее « богопротивных деяниях». Главарь пиратов, затаив дыхание, задумчиво внимал жрецу. Задумчивость его, видимо, относилась к подсчету того, сколько можно заломить за Амалию. По крайней мере, именно так ее понял Надир. Он говорил медленно, четко, подбирая самые простые для понимания тупоумных орков гномьи слова. Яргех размеренно кивал в такт речи жреца, но неожиданно прервал его странным вопросом.
- А браслеты как с нее снять? – по-орочьи спросил Яргех.
- Экий ты непонятливый, - раздраженно сказал Надир, - слушай сюда, орк. Браслеты снимать твоя – плохо! Твоя везти ее Кер-Мааль – хорошо! Твоя отдавать ее жрецам – хорошо! Твоя получать деньги. Много денег. Твоя – хорошо! – медленно, по слогам, как годовалому ребенку, сказал Надир.
- Я понял тебя, жрец, - на безукоризненном церемониальном гномьем языке, принятом во время больших дипломатических приемов, ответил бывший наследник рекса. – Я понял все прекрасно, и второй раз мне повторять не надо. А вот ты, похоже, понял меня плохо. Спрашиваю еще раз медленно и раздельно, для таких…
Яргех добавил несколько слов на гортанном орочьем языке, которые вызвали живой смех его ребят и багровые пятна на щеках жреца:
- Как снять браслеты?! – Яргех подтянул жреца к самому лицу, так что ноги того на добрый фут оторвались от палубы, и рявкнул в лицо. Борода жреца встала дыбом. Он заболтал ногами в воздухе, но спеси не потерял:
- Браслеты можно снять, отрубив кисти, - усмехнулся самой зловредной своей улыбкой жрец. Яргех отбросил Надира в руки Хуврага. Поводил острием клинка перед носами остальных гномов:
- Может у кого-то есть другие предложения,- поинтересовался ласково Яргех. – А тот, у кого других предложений нет, пусть готовится разговаривать с рыбами.
- Сделать действительно ничего нельзя, - понуро ответил старейшина Гарин Дэмвенсон, проклинающий себя, что отправился в это путешествие, - браслеты не простые. Это божественный металл, полностью блокирующий магию.
- Божественный металл? – задумчиво протянул Яргех, вертя клинком, и тысячи солнечных зайчиков отраженных амирилловым клинков запрыгали вокруг. Орк ухватил Амалию за предплечье и поволок к борту, особенно не обращая внимания, касаются ли ноги девушки палубы. Пристроил ее руку на деревянном планшире борта, посмотрел в глаза и спросил:
- Боишься, Белка?
Все на что хватило Амалии, это отрицательно покачать головой.
- Тогда закрой глаза и не вздумай дернуть рукой. – И амирилловый клинок с ювелирной точностью клюнул правый браслет, искры полетели во все стороны, черный металл браслета распался, на запястье Амалии осталась только маленькая свежая царапина. Та же участь постигла и второй браслет. Поднеся руки к самому лицу, Амалия в полном смятении рассматривала вновь обретенную свободу. А Яргех негодующе рассматривал сожженные прикосновением «божественных» браслетов чуть не до кости тонкие запястья. Он брезгливо покосился на жреца:
- Не мудрено, что вы всегда проигрываете нам, трусливые недомерки. Только трус может сделать такое со слабым. На сильного вас не хватит.
Жрец потащил из выреза рубахи висевшую у него на шее подвеску цвета морской воды и, потрясая ею, злобно зашипел.
- Если б ты тупой, злобный недоумок, знал, что эта ведьма может вытворять с помощью своей цацки, ты б не стал делать поспешных выводов.
- Отдай! – вскрикнула Амалия, увидев свою подвеску, и кинулась на жреца, но Яргех ее опередил: шагнул к Надиру и подхватил цепочку с подвеской указательным пальцем.
- У меня будет время узнать это. Так говоришь, браслеты можно снять только вместе с руками? А вот это, - натягивая цепочку до предела, прошипел Яргех, - можно снять с головой!
Орк выпустил цепочку, толкнул жреца. Меч коротко свистнул, веер красных капель брызнул на лицо Амалии, голова жреца покатилась по палубе. Амалия пискнула, как Нишш, ноги стали ватными, и палуба больно ударила по копчику. Яргех подобрал цепочку с подвеской, слегка вытер ее о штанину и вложил липкий от крови камешек в безвольную ладонь Амалии.
- Всех кроме этой белки за борт, - равнодушно бросил Яргех. – Свидетели мне не нужны.
- А как же выкуп? – спросил хозяйственный Хувраг.
- Никакое золото Мирра не позволит нам купить и пяди степной земли, но у меня появилась идея. Слышь, Белка, я вернул твою пропажу. Может, теперь поможешь найти мою?
- Зря, - шепотом сказала Амалия, - они будут искать меня повсюду, и любой кто, за меня вступится, будет вне закона.
- Забей! – усмехнулся Яргех, - мы и так уже вне закона, нас и так уже ищут.
- Что забить? – непонимающе переспросила Амалия, вызвав бодрый хохот орков.
- А то! – показав в широкой ухмылке волчьи клыки, сын рекса Степи сделал неприличный жест одновременно в сторону неба и Саторхана.
Единственный, кто из ардов видел эту сцену, был Оррен. Он ухмыльнулся в густые усы и с удовольствием повторил жест оркского пирата.

Амалия в полной прострации сидела на палубе и сжимала в руках свой кристалл.
- Ты так и не ответила на мой вопрос, Белка, – сказал Яргех по-гномьи, чтобы до очумевшей девушки точно дошел смысл слов, - поможешь мне найти утраченное?
- Снова посадишь меня на цепь?
- Нет, ты свободна в своем выборе. Если б я хотел заставить тебя силой, то не снимал бы наручников и не возвращал бы камень.
- Что за странное бескорыстие. Силой было бы наверняка.
- Наоборот, судя по тому, что я услышал, ничего хорошего из этого бы не вышло. Это раз, - загибая огромные зеленые пальцы, говорил орк. – Для того, что мне нужно, требуется решительность и отвага. Силой можно добыть покорность и страх. А мне надо совсем другое. Это два. И потом, никакого бескорыстия, только здравый расчет. Ты мне, я тебе. Это три.
- Что я тебе?
- Долго объяснять, я покажу.
Амалия равнодушно молчала и смотрела на море.
Яргех повернулся к ней спиной и сказал:
- Если все еще хочешь прыгнуть в море – я не держу. Для этого особой смелости не надо. Это самый легкий выход. Я знаю. Ты даже можешь остаться здесь на палубе «Русалки». Труднее постараться использовать шанс на жизнь. Я очень надеюсь, что надежда удержит тебя гораздо крепче цепи.
- Ты пустишь «Русалку» ко дну? – спросила вслед уходящему Яргеху Амалия.
- Да, мне не нужны ни свидетели, ни свидетельства.
- Найди мне железную клетку с крысой, прежде чем утопишь корабль. Она где-то здесь, на «Русалке». И я пойду с тобой. И посмотрю, чего ты от меня хочешь.

Южная часть Призрачных земель была самой низкой относительно уровня воды и, к тому же, река Лтар, впадая в море, образовывала там множество рукавов и проток. И даже после строительства системы дамб и шлюзов жить там было невозможно. Воду надо было беспрерывно откачивать. И никакая магия не помогала в этом.
- Неужели придется уступить? – спросил Яргех Амалию.
- Погоди. Надо подумать, - задумчиво ответила гномица, - там, где бессильны камень и магия, может помочь острый ум.
И словно в ответ на эти слова, спустя несколько дней, к Амалии и Яргеху, бредущим по кромке соленого озера в южной части их королевства, подошли два совершенно одинаковых гнома. Совсем молодых вихрастых парнишки, явно не достигших гномьего совершеннолетия. Бород у них еще не было, только жидкая щетинка, торчащая смешными клочками в разные стороны.
- Миледи и милорд, позвольте нам кое-что показать, – хором сказали парни.
Яргех досадливо фыркнул. Амалия присмотрелась к одинаковым молодцам.
- А как вас зовут?
- Гарин и Эрин Бартонлоны, миледи! – одновременно сказали братья.
- А вы не дети тетушки Клариссы из Сонного Схула?! – с удивлением уточнила Амалия.
- Так и есть, миледи! – Бартонлоны, бывшие в прошлой жизни ее соседями, даже не узнали Амалию. Конечно, как можно сравнивать могущественную королеву Призрачных земель и соседскую рыжую девчонку. Братья восхищенно таращили глаза, Амалия тяжело вздохнула и сказала:
- Как вы тут оказались? Вы же еще несовершеннолетние. Ваша матушка наверно страшно о вас беспокоится.
- Некому уже беспокоиться, - дружно свесив головы и хлюпнув носами, ответили близнецы, - и что нам там делать, в Сонном Схуле? Решили попытать счастья у вас, миледи.
Спохватились и добавили:
- И у вас, милорд. Так дозвольте показать?
- Валяйте, - разрешил Яргех.
Неподалеку, на берегу, из песка, глины и деревяшек братья построили макет. Каскад маленьких водоемов, и над каждым - странная конструкция, похожая на стрекозу.
- Вот, смотрите, лопасти ветрячков будут вращаться и откачивать воду. Последовательно из каждого водоема в каскаде. Каскад может состоять из четырех-пяти водоемов и стольких же ветряков.
- А с чего это вдруг они сами начнут крутиться? - недоуменно спросил Яргех.
- Не сами! Эх, не повезло нам сегодня, ветра толкового нет, а макет слишком маленький, - засуетились братья. - А лопасти настоящих, больших ветряков будет крутить морской ветер! – Гарин и Эрин, вразнобой, принялись усердно дуть на лопасти игрушечных ветряков.
- Эй, а ну, подвиньтесь. Дайте-ка, я дуну! - прогудел Яргех. И дунул. Ветрячки устояли и бодро завертели крылышками, вода из крошечных водоемчиков стала стремительно откачиваться. Яргех дунул еще раз, и восхищенно загнул нецензурную трехэтажную конструкцию на орочьем языке, выражавшую крайнюю степень одобрения. Ничего не понявшие братья опасливо попятились и неуверенно спросили у Амалии:
- А что милорд имел в виду?
- Милорд имел в виду, что это гениально, - тяжело вздохнув и бросив неодобрительный взгляд на орка, «перевела» Бартонлонам Амалия.
Яргех дунул еще раз, выпрямился, упер руки в бока и захохотал так, что братья попятились еще больше:
- Вот за что я тебя люблю, Белка, так за то, что ты всегда меня отлично понимаешь. Прям с полуслова!

Настоящие ветряки жизнерадостно завертели лопастями довольно скоро. Освобожденная от воды южная оконечность Призрачных земель открыла нанесенные Лтаром илистые почвы – достаточно плодородные земли.
- Здесь можно выращивать зерно, - сказала Амалия.
- Выращивать-то может и можно. А кто будет это делать? – спросил Яргех. - Орки, которые никогда ничего не выращивали? Или, может гномы, которые вообще думают, что капуста растет на деревьях?
- Что же делать? Забыть эту идею? Жалко… – солнечный свет переливался в огорченных карих глазах.
- Погоди, Белка. Лучше всего в сельском хозяйстве разбираются люди. А их тоже здорово потрепали Большие Волны, как и орков в Прибрежной степи. Я найду тебе переселенцев! - сказал Яргех.
Так в Призрачных землях появились людские фермы, начали выращиваться злаки и овощи. А непригодные для огородничества земли заполонили разные цветы, созданные Амалией. Гномица, страшно любившая растения, была счастлива, любуясь на пестрые поля, оживлявшие бесплодные пески.
Яргех вертел в огромных пальцах нежный красный цветок, с крепкой ножкой, и крупной алой чашечкой.
- Слушай, зачем ты этим занимаешься, а? Какая от этого польза? Столько магии уходит на такую ерунду, которая завянет через несколько дней, – непонимающе спросил Яргех. – И как они вообще растут тут, прямо на песке?
- Так ведь красиво. Смотри, как они украшают Мирр. Разве так не лучше? А растут на песке потому, что другого места для них не нашлось, – Амалия подняла на Яргеха свои подсвеченные теплым светом янтарные глаза.
- А и, правда - красиво, - понюхав цветок и окинув взглядом красный ковер под ногами, согласился орк. – Они на тебя похожи, Белка.
- Да? Почему?
- Такие же хрупкие, и бесстрашные, - уходя, через плечо бросил орк.

Полностью углубившись в создание системы подпитки печатей, и строительство Пирамиды Сестер, арды совершенно позабыли о такой мелочи, как наделенная истинной магией гномья девчонка. Они даже представить не могли, что кто-то посмеет ослушаться их приказа, у кого-то хватит решимости пойти против их воли, и закованная в береллисовые наручники добыча может и не добраться до своей тюрьмы. Однако, шло время, арды отстроили Пирамиду Сестер и создали Зеркало, смахнули трудовой пот с божественных лбов, и вот тут-то Марита вспомнила об Амалии. Ей стало интересно - жива ли еще подопытная крыса? Но на Керр-Маале пленницы не было. Марита озадачилась и наморщила лоб. И стала придирчиво осматривать Мирр в своем хрустальном шаре.
И оказалось, что строительством занимались не только арды!
Суши в Мирре изрядно прибавилось. Огромная территория, тысячи квадратных миль земли, глубоко врезалась в пролив между Степью и гномьими королевствами. И на этой земле прочно стоят неотразимые в своей красоте и неприступности башни, стены, дамбы, дворцы и дома, вертят стрекозьими крыльями ветряки, откачивая воду, на отвоеванных у моря польдерах растут зерновые и ласкающие взгляд цветы, в порту качаются в такт волнам многочисленные корабли. А жителями Призрачной земли были и орки, и гномы, и люди. И жили они в мире и согласие, словно один народ. Марита покрутила магический шар и увидела, что все это великолепие создала маленькая, похожая на белку, гномиха. А вся неуязвимость заключена в руках и мече зеленого орка. Марита со злости запустила бокалом в шар. Шар чмокнул, и бокал провалился в Мирр. Марита стукнула кулаком по столу, шар подпрыгнул и обидчиво зарябил. И Марита кинулась к Арду.
Первым, кого позвал к себе Ард, был Оррен:
- Ты знал!!! – кричал Ард, - ты точно знал!!!
- Знал. Ну и что? – равнодушно пожал могучими плечами Оррен, еще больше распаляя Арда своим бесстрастием.
- Ну, тогда соберем Большой совет и посмотрим, что скажут другие.
- Собирай-собирай, посмотрим, что скажут, – усмехнулся Оррен, который время даром не терял. Не только Этан умел плести интриги и раздавать химерные обещания. Оррен, не смотря на простецкую внешность, тоже был способен на многое. И если в первый раз он был совершенно не готов к совету богов, то теперь у него были веская надежда выиграть новую схватку.
В зале Синклита был только пол, похожий на гладь озера и потолок - точное небо. С неба свисала люстра, напоминавшая солнце. А поверхность озера была разделена на две равные части белой линей. И у противоположной от двери стены был небольшой островок суши, поросший густым ковром мелких белых цветочков. Ард метался по водной глади, и вспугнутая поверхность воды расходилась кругами. Бог снова разглагольствовал о том, что нельзя допустить, чтобы «эти тупые дикари» использовали истинную магию. Призывал немедленно разрушить «осиное гнездо». Но в этот раз, как ни странно, мнения разделились. Ард, Марита и Этан сразу же перешли на правую сторону зала, требуя немедленно обрушить всю мощь на Призрачные земли и стереть с лица земли даже воспоминание об этом случае. К ним без колебания присоединился и повелитель морей Калькар. А вот к Оррену, ставшему от черты слева, внезапно примкнули обычно нейтральная Эмма, ведунья Лисс и целительница Ирда. Бесшабашные сестрички, Эш и Эрха, равнодушно прошли по белой черте до островка. Островок предназначен был для воздержавшихся. В этой войне вулканы и морозы были не нужны – никакой выгоды и веселья, сплошное воздержание. Мудрый Яллор, веселый Прилл с женой Алтаной и Шаир-Плотник последовали их примеру и расположились на островке. Направо, немного подумав, перешел дух огня Сарох. А за ним, рассчитывая на безжалостную войну и большую кровь, пошла неистовая воительница Кара. Она с удивлением посмотрела на то, как Морна степенно перешла на левую сторону, к Оррену. И еще с большим удивлением она смотрела, как ее муж, Тарис, в раздумьях стоит на белой черте прямо под люстрой-солнцем.
- Да о чем ты вообще думаешь, Тарис? - неудовольствием спросила жена, - иди уже сюда.
- И пошел бы, да боюсь рогами за люстру зацепиться, - зло сказал Тарис, выплескивая раздражение от последнего семейного скандала, который со смаком обсуждали все Арды. И решительно перешел на противоположную сторону.
Итак, их стало шесть на шесть, не считая воздержавшихся и отсутствующих. Последней по белой черте шла Элиль. Направлялась она к островку.
- Правильно, - раздался ехидный голос Этана, - все правильно, дорогуша. Пусть твоя сестрица Эмма, которой почему-то дано гораздо больше свободы появляться в Мирре, чем остальным демоницам, развлекается напропалую со смертными. Раздает им свою любовь задаром. Даже не задаром, а покупает дорогими подарками. А ты, Элиль, будешь сидеть взаперти в Пустыне.
Говорил он громко и как бы невзначай, ни к кому особо не обращаясь. В глазах Элиль мелькнул ревнивый огонек, шаги ее стали медленней. Этан добавил:
- Хотя война с Призрачными землями – это отличный повод выгулять твоих бешеных неймор.
Элиль споткнулась и перешла на правую сторону. Шесть против пяти. Ард победно глянул на Оррена, а Этан громко сказал:
- Погодите! Если мы действительно хотим уничтожить Призрачные Земли, да так, чтобы и воспоминаний о них не осталось, надо действовать хитрее. Поручите это мне.
- Что ты предлагаешь? – спросила Марита.
- Надо рассказать и гномам, и оркам сказочку о Призрачных землях. Но! Гномам – одну, а оркам – другую. Главное – правильно расставить акценты, и тогда они сами разнесут это осиное гнездо в пух и прах. Камня на камне не оставят. А заодно рассорятся навечно.
- Ну, сказочник, действуй! - сказал Ард.

И Этан действительно рассказал оркам и гномам две отличные сказки. В первой благородную гномью принцессу захватил мерзкий орк. И вот уже два десятка лет содержит ее на самой высокой башне Призрачных земель, угрозами и пытками заставляя строить плацдарм для нападения на гномьи королевства. И вот-вот орки нападут. Остались считанные дни. Гномы прослезились и стали готовить достойный ответ подлому похитителю и захватчику.
Во второй сказке мерзкие недоростки захватили орочьи плодородные земли, построили на них цитадель зла, пленили благородного оркского принца и отобрали у него волшебный меч. Меч, который доложен был защищать Степь. И все это дело рук злобной старой гномьей ведьмы. А теперь, когда ведьма утвердилась на орочьей земле, она собирается и дальше захватывать Степь. Орки взревели и стали собирать войско, что б идти спасать благородного принца из лап мерзкой ведьмы, а заодно показать, кому принадлежат земли между Гарханами и Северным океаном.

Демоница Эмма, скрестив ноги, сидела на влажном песке и разглядывала, виднеющиеся вдалеке стены и башни, окружающие Призрачные земли. Кто-то тихо подошел и встал за спиной Эммы. Лошадь демоницы подняла голову и злобно взвизгнула.
- Скучаем? – Этан склонился к Эмме.
- Нет. А ты зачем пришел? Что, лишний зубик завелся? – насмешливо спросила демоница.
- Пришел посмотреть, как твоему любимчику выпустят кишки, - ядовито заметил Этан, – а ты бросишься помогать, и ничего не сможешь сделать. То еще зрелище будет!
- Не дождешься, - пожала плечами Эмма, вставая, и отряхивая от мелких ракушек подол платья, - я не собираюсь вмешиваться в эти разборки. Я, в отличие от всех вас, не считаю себя всемогущей богиней. И я не вправе решать судьбы других, потому что я слишком слаба, и подвержена обычным человеческим страстям – любви, ненависти… очень подвержена, Этан
Плавно покачивая бедрами, Эмма приблизилась к Плуту. Улыбка ее стала многообещающей, только вот Этан не так понял это обещание. Подойдя поближе, Эмма легко и грациозно повернула корпус и ударила Этана в солнечное сплетение, вкладывая в удар всю силу разворота бедер. Плут согнулся. Сверху Эмма припечатала его по загривку сомкнутыми в замок руками. И прошептала:
- Как же приятно… ты почти довел меня до экстаза, малыш. Не дергайся, ты все равно не ответишь мне. Побоишься. Ты будешь выплевывать песок и злобу, и думать о том, что я дочка Калькара и неистовой Кары, что сама Морна – моя покровительница, и что опасно дать мне сдачи, – склонившись над лежащим на боку Этаном, прошипела демоница.
- Я отвечу, - просипел Этан, - но не сейчас.
- Не сомневаюсь! Ты, мстительный паук, долго будешь копить в себе ненависть и сплетешь-таки паутину мелких гадостей для меня. Я в тебе не сомневаюсь, Этан. – Эмма встряхнула рукой, словно брезгливая кошка, дотронувшаяся лапой до тухлятины. – Но это не слишком большая плата за удовольствие врезать тебе. И, знаешь,…
Она вскочила на лошадь, и, повернувшись в седле, добавила:
- Ты бы, что ли, взял, да и просто, без обиняков, засветил бы как-нибуть в глаз своему противнику. Так нет же. Все норовишь исподтишка, да чужими руками. Или просто подошел бы к женщине и сказал напрямую, что она тебе нравится. И ведь скорее всего, тебе бы не отказали! Но ты предпочитаешь все получать обманом. Смотри, сам себя не переловчи, Плут!
Эмма развернула лошадь и шагом поехала по песку к полосе прибоя. Демоница удовлетворенно смеялась, и чайки над ее головой злорадно кричали, и ветер торжествующе гудел над морем. Разбуженный смехом Эммы ветер немного задержал вышедшую в море армаду гномьих кораблей, идущих на приступ Призрачных земель. Гномы шли спасать свою принцессу из лап грязных орков и нанести предупредительный удар по противнику, готовому со дня на день начать войну против гномьих королевств. А нападение лучшая защита. И не ветер, а ненависть наполняла их паруса. И никакая демоница их бы уже не остановила.
В то же самое время, от Саторхана на завоевание Призрачных земель вел свое войско рекс Степи, сын Джимура и ведьмы Бэтты. Рекс шел показать этим мелким гномьим недоноскам кузькину мать, и отобрать у них нагло захваченные орочьи земли. И еще он шел спасать своего несчастного дядю Яргеха, которого опоила, и держит в магическом плену злобная гномья ведьма.
«Убей орка!» – свистел ветер в парусах гномьих кораблей.
«Убей гнома!» - дрожала земля под тяжелыми лапами орочьих боевых волков.

Они набросились на Призрачные земли с двух сторон, с моря и с суши. Силы были неравными. Единственное, что поначалу сдерживало атаки, был прилив, и магия Амалии. Но гномица никогда раньше никого не убивала, потому теперь, даже защищая свою землю, лишение жизни давалось ей тяжело. Сначала пересекшие границу орки и волки магией Амалии превращались в камни или рассыпались песком. Окаменевшие гномьи корабли, штурмующие Призрачный город со стороны моря, тонули. А потом пришел отлив, и Желтый лиман совсем обмелел. И врагов было слишком много. Непосильно много даже для магии Амалии, амириллового меча Яргеха и безумного отчаянного героизма жителей Призрачных земель. Они дрались ожесточенно, плечом к плечу, «призрачные» орки, гномы и люди. Яргех прикрывал Амалию собой, и чувствовал спиной непрерывное зудящее напряжение магических нитей.
Потом за спиной Яргеха стало тихо. Амалия лежала, подтянув колени к животу, и мелко-мелко дрожала. Не обращая внимания на кипящий вокруг бой, орк опустился на колени перед гномихой. погладил влажные волосы, заглянул в глаза. Солнечный свет больше не просвечивал сквозь коричневый янтарь. Подвеска над переносицей стала матово-серой.
- Амалия, я не хочу, что б им достались наши Призрачные земли.
- Яргех, я больше ничего не могу, я умираю.
- Забери всю магию, которая скрепляет дамбы и шлюзы.
Непослушной рукой Амалия стащила с волос цепочку с подвеской. Несколько долгих терц ничего не происходило, а потом подвеска засветилась нестерпимым белым светом, земля под ногами тяжко всхлипнула, отчаянно заскрипели камни. Амалия разжала пальцы, камень пульсировал светом, мощный порыв ветра понес песок, бешено завертелись лопасти ветряных мельниц, море надсадно вздохнуло:
- Идет большой прилив, - прошептала Амалия, свет потух в подвеске и глазах создательницы Призрачных земель. Убывающая Лоир ошеломленно взирала, как вопреки ее притяжению в глубинах моря поднимается и движется к побережью огромная приливная волна. Яргех вынул потухший камень из ладони Амалии и вытащил за хвост из рукава Нишш. Он посадил крысу на ладонь и протянул ей подвеску:
- Беги, и унеси это отсюда. Окажи последнюю помощь своей хозяйке. Крысы в воде не тонут и всегда находят выход.
Нишш спрыгнула с руки и растворилась.
Защитники Призрачных земель держались еще некоторое время, обильно поливая каждую пядь отвоеванной когда-то у моря земли своей и чужой кровью. Со смертью Амалии это было абсолютно безнадежно. Но Яргех держался, заманивая врагов все дальше и дальше вглубь Призрачного королевства, к уцелевшему западному шлюзу. Там, повинуясь последнему заклинанию Амалии, и вопреки всем законам природы, приливная волна поднялась на угрожающе опасную отметку. В конце концов, жалкую горстку оставшихся в живых зажали на последнем рубеже уже не обороны, а жизни. Яргех обвел глазами защитников – гномов, людей, орков. Потом поднял свой амирилловый меч в последний раз – не чтобы убить, а чтобы разрушить замок шлюза. Остальные, поняв его намерение, стали крушить задвижки. Шлюз хрустнул, вода ворвалась в Призрачные земли, сметая все на своем пути, круша дамбы, каменные стены, так долго и любовно отстроенные, смывая все живое, захватывая вновь то, что принадлежало морю по праву. И не осталось никого – ни нападавших, ни защищавшихся, ни победителей, ни побежденных. Только деревянные обломки кораблей и лопастей ветряков, и еще кроваво-красные лепестки цветов недолгое время плавали над Призрачными землями, которые одним единым духом проглотило жадное море. И страшные легенды, передаваемые из уст в уста, обрастающие невиданными подробностями, разлетелись с поля брани, как воронье, и сеяли по обе стороны пролива ненависть и непонимание.

Суоннар, место весьма отдаленное от Мирра… собственно, это вообще совсем другой мир.

Над Суоннаром плыла весна.
Дни стояли ясные и длинные, ночи – теплые и душистые, сады буквально взорвались цветами, а птицы Суоннара словно сошли с ума, и старались перепеть все свои брачные песни, которые знали. Особенно по ночам. И цветы сильнее пахли по ночам. И трава в лунном свете казалась такой мягкой – просто бери, да падай в нее, причем не один!
Йэр потряс головой, уткнулся в книгу, и начал читать все сначала.
- Для создания полноценного образа надобно четко представлять то, во что же надобно произвести превращение, - вновь зазвучал в небольшой комнате под самой кровлей родового дома Синагилов глуховатый голос Йэра. – Первейшая ошибка мага состоит в том…
Из сада раздался нежный и слегка жалобный свист. Тонкий, сладкий, и зовущий. Это звучала эйко – брачная флейта; сейчас, весной, эти флейты надрывались по всему Суоннару, сообщая прекрасным эльфийским девам на выданьи, что некто, дующий в тонкую тростниковую палочку, очень желает рассказать деве о своих чувствах, вот только не смеет, или слов подобрать не может!
«Ну прям как я, - хмыкнул про себя Йэрендил Никаниэль аэр Синагил, старший сын в знатном, но почти нищем эльфийском клане Синагилов, - пойти и себе в дудку подуть, что ли? Растолкать локтями поклонников у дома Риэльнон, и подуть в дудку. То-то буду дурак-дураком. Приперся жених без гроша в кармане! Эх, Ри… а ведь кто-то сейчас и тебе песенку высвистывает, старается, и не зря старается, ответишь ведь, куда ты денешься…. Хорошо, если по любви ответишь, а то и по необходимости можешь свистуну за ухо цветок заложить – в знак взаимности! Дочь из рода аэр Альаэниос просто обязана выйти замуж, ведь Альаэниосы – они из пятерки сильнейших родов, с подобными себе и родниться будут…»
Флейта словно всплакнула, и налилась тоской, и такой же тоской вспыхнуло сердце Йэра. «Ри, я и видел-то тебя всего несколько раз, а забыть не могу. И не говорил-то с тобой ни разу! Бред, бред какой… что за напасть! Забыть, забыть надо, а не могу… ничего не могу… только ходить за тобой как тень всю твою жизнь, да видеть, как другой твоим мужем станет… нет, вот это уж нет, я этого точно не выдержу – прибью однажды бедолагу!»
Он захлопнул книгу, и встал. Потянулся сладко, изо всех сил. Подумал: «Эх, сейчас бы…» и дальше перестал думать, потому что дальше думалось только про Риэльнон. Флейта вновь зовуще вздохнула, и Йэр даже кулаком по столу пристукнул.
- В конце концов, - пробормотал он, - это становится неприличным. В доме Синагилов нет ни одной женщины, кроме моей матушки да сестрицы в пеленках. Свистун, что, дома попутал?
Он взглянул в сторону открытого окна. Звуки доносились как раз оттуда, и проще всего было выпрыгнуть на покатую крышу, и, придерживаясь за плети вьющегося гульма, спуститься прямо к кустам айвара – он цвел сейчас особенно пышно. И именно из тех кустов доносились печальные вздохи эйко. Но менее всего сейчас Йэр был склонен делать нелогичные поступки. Сначала он закрыл окно в своей комнате, потом спустился на первый этаж, распахнул входную дверь, обошел вокруг дома, и направился к кустам айвара, полный желания «разобраться и навести порядок».
За пышным айваром, в тени, виднелась невзрачная деревянная скамья, а на ней – мелкий силуэт, с флейтой в руках. Увидев приближающегося Йэра, он сжался и затих.
«Мальчишка, - подумал Йэр, - точно, не в тот сад влез. Ох уж, эти мальчишки! Весна сводит их с ума и они готовы свистеть песни кому угодно, лишь бы их услышали!»
- Приятель, ты неплохо изливал душу, - заговорил он степенным голосом старшего сына в семье, - вот только несколько не по адресу. Это дом Синагилов, и свистеть тут некому. Так что ступай отсюда по-хорошему, не позорь седины моей матушки.
- Я играла для тебя, Йэрендил…
Ри!!!
Она успела встать, виновато склонить голову, теребя в руках флейту, потом любопытно взглянула на него, ожидая ответа. Она даже шагнула к стоящему столбом онемевшему эльфу, и заговорила первой!
- Простите, уважаемый Йэрендил, если я помешала Вашим занятиям, я знаю, что Вы всецело заняты науками, и ни на что более...
И тут он все-таки опомнился. И не нашел ничего лучшего, чем брякнуть:
- Это честь для меня, о, Знатнейшая. Большая честь… – да еще и на одно колено шлепнулся. Как дрессированный бобик. И – мордой в траву! Почтительно!
- Такая ночь, Йэр… - голос девушки почти шепчет, - я,… в общем, я,… я,… не знаю, что тут делаю. Дудки эти свистят кругом…
- …Ваш визит это большая радость для дома Синагилов… («О боги, что я несу?»)
- … еще раз прошу прощения. Я наверное ужасно играла…
- … Вы играли превосходно, Знатнейшая. С почтением к Вам, - («я же не то хотел сказать. Зачем я целую край ее туники? Потому что так положено по ритуалу? Я дура-а-ак…»)
- Да провались ты в Подземье, со своим почтением!!!
Сухой треск. Йэр поднял голову – как раз вовремя, чтобы получить в лоб обломками флейты. Мелькнул подол туники, взлетели и опали темные пряди волос, и вот уже убегает она прочь, по залитой луной полянке, еще немного – и скроется во мраке, пропадет меж деревьев, и завтра будет казаться, что все это сон, и ничего не было.
И опять слушать ночами чужие дудки и мечтать о ней?
- Ри!!! – закричал наконец-то опомнившийся маг, и бросился вдогонку, - подожди! Остановись, Ри!
Не слышит. Не хочет слышать?
- Стой! – еще раз крикнул Йэр, и вскинул руки. И, всего-то навсего, хотел он слепить из воздуха преграду, чтобы задержать Ри хоть на миг. Но вместо этого…
Ох, правда, это вышло нечаянно….
Пряжки на плечах девушки, поддерживающие тунику, засветились, и пропали, как и не было их. Платье темной змеей юркнуло в траву, и остались на ней лишь мягкие сапожки да бусы – длинные, до пояса.
Принцесса ахнула.
Потом взвизгнула.
Присела, шаря руками в траве – искала платье.
Потом наконец-то поняла, что к чему – вскочила, в ярости потрясая кулачками, и помчалась на обидчика.
Глупышка!
Бежать-то надо было совсем в другую сторону…

- Я тебя убью!!! Он еще и смеется! Маг недоделанный! В порошок сотру! Куда ты меня тащишь? Отпусти! Медведь! Отпусти меня, и я тебе точно зуб выбью! Хватит ржать, Йэр!
- Прости, Ри… ой, не могу…, - Йэр смеялся, с трудом успевая закрываться от мелькавших кулачков Ри, наконец не выдержал - схватил ее в охапку и потащил к айвару, - да погоди ты меня убивать, я же еще должен… да не ори ты так, кошка! Разбудишь мою сестру, а та подымет на ноги весь дом. Стой! Тихо, а то в мышь превращу!!!
Надо же. Затихла на минутку. Может, устала? Дышит тяжело, и, кажется, даже капельки пота на лбу. Боги, боги, как же она пахнет…
Он протянул руку, сорвал цветок айвара, и вложил его за ухо Риэльнон. И лишь потом отпустил ее. Отступил на шаг. Улыбнулся, и закрыл глаза:
- Убивай…
И почувствовал на своих губах ее губы. «Какие мягкие…» еще успел подумать он, а потом все здравые мысли ушли погулять в ближайшую рощу. Остались лишь мысли бестолковые, и он молол какую-то чушь, то смеясь, то шепча эту чушь в ее ушко, и пьянея от смеха Ри – тихого, нежного смеха, едва слышного, похожего на дыхание. Именно этот смех казался ему самым важным и самым ценным, и он ловил его поцелуями, будто пил счастье…
Как он оказался без одежды? Непонятно; он точно мог сказать, что не отрывал рук от ее тела – да, да, потому что это было выше его сил. Может, Ри постаралась? Неважно; ощущать мягкую прелесть Ри не только ладонями, но и коленями, бедрами, всем телом было просто убийственно хорошо…
- Я понял, как ты решила меня убить, Ри, - хрипло прошептал он.
- Не сейчас, - она опустилась на траву, и это было так естественно, и нужно. – Иди сюда…
Он уже был рядом, и уже тонул в ее мире, но все же смог спросить:
- Ты точно этого хочешь?
Она не сказала «да». Лишь затрясла головой так, что даже бусы на шее звякнули.
Слабый вскрик. Нежный, и острый, будто нож взрезал что-то запретное.
Шепот мужского голоса.
Смех. Прежний, нежный, теплый, как дыхание. И звон бус. Ритмичный звон бус на ее шее…то учащается, то замедляется, и тогда становится слышно жаркое дыхание, и иногда - тихий стон…
А потом прилетел илан - маленький, серый, но удивительно звонкоголосый. Уселся на куст айрана, и запел громко и звонко… и ничего уже не было слышно, кроме него.