Я выключил зажигание и погасил фары. Пора браться за работу. Конец твоему отпуску, Кристиан Лайт, конец двум неделям безделья и солнца. Эх, хорошо было,… до тех пор, пока Уолли не выдернул меня прямо с пляжа. «Выгодное дельце, Крис». «Пошел к черту Уолли, у меня еще день отпуска». «Как знаешь, приятель, но бабки хорошие. И дело пустяковое. Проигравшаяся в казино дамочка. Рон едва это дельце себе не загреб, но я же твой друг». «Спасибо, старина».
Старый Шевроле Камаро, мой верный спутник в бесконечных гонках за очередной целью, замер, как усталый зверь. Темный переулок был пуст, холодный ветер гнал рваные тучи по небу, сонная луна лениво пыталась светить. Где-то хлопала оторванная ставня, пустые банки от пива с гулким стуком пронеслись вниз по улице.
Я вышел из машины и потянул ноздрями воздух. Будет дождь. А это паршиво. Не люблю дождь. Подняв воротник плаща, и заснув руки в карманы, я быстро зашагал к темной башне сорокаэтажной высотки.
Не знаю, кто придумал для нашей службы правило, по которому арест предпочтительнее проводить ночью, но этот парень знал своё дело. Ночь живёт по своим законам. Когда приходишь ночью, ощущения совершенно иные. Человек испуган, ошеломлён, а значит, сопротивляется меньше. Хотя бывает иначе. Но не в это раз. Одинокая женщина, в бедном районе, в однокомнатной квартире, какие тут могут быть проблемы?
Дешевые двери в длинном коридоре смотрели на меня, как армейская шеренга, совершенно одинаково и безразлично к происходящему. Видали они и не таких гостей. В этом районе живут те, у кого не получается жить в других районах, так что необычные посетители тут никого не удивляют. Сквозь эти двери шныряет самая разная публика: проворовавшиеся бизнесмены, проигравшиеся брокеры, неудачливые бандиты, наркоманы, проститутки, нелегалы всех мастей. Все, кто не может позволить себе ничего другого, кроме крохотной квартирки в жилой высотке на окраине Гарлема. Эти высотки, как Вавилонские башни Нью-Йорка.
Нужная мне дверь ничем не отличалась от остальных. Грязный пластиковый прямоугольник, дающий находящемуся за ним человеку иллюзию безопасности. Только иллюзию. Но любые иллюзии очень быстро развеиваются, когда приходят такие, как я.
Сенсор звонка оказался основательно покрыт пылью, и это могло означать разное. Например, то, что к хозяину давно никто не ходит. Или, что за дверью давно уже нет и самого хозяина. Но проверить я обязан.
Я всегда сначала звоню. В этом мире следует сохранять хоть малую каплю того, что раньше называли вежливостью. Есть, конечно, среди нас ребята, которые вламываются в квартиру сразу, но я с этим не согласен. Я всегда сначала звоню. Ну и что, что пропадает эффект неожиданности. Хозяин квартиры всё равно никуда не денется. Это тридцать второй этаж, куда ему бежать? Были, правда, и такие, кто предпочитал прыжок в окно общению со мной, но это ведь личный выбор каждого, не так ли? Меня подобное мало волнует.
Но звонок был мертв, он не издал ни звука. С таким же успехом можно было жать на резиновую грушу. Похоже, Эвелин Шульц, за которой я пришёл, не желала, чтобы ее беспокоили. Для верности я коснулся сенсора ещё раз. Тишина. Ну что же, есть и другие способы. Комплект электронных отмычек у меня всегда с собой, замок был простенький, хватило пары минут, чтобы подобрать. Я достал пистолет, отойдя в сторону, медленно толкнул дверь левой рукой и, выждав несколько секунд, бесшумно вошел. Не люблю сюрпризов.
Внутри было темно. Я нажал на выключатель, но свет не загорелся. Интересно… Я включил фонарик и отвел руку в сторону. Мало ли, могут и выстрелить, такое бывало в моей практике. Пробежав лучом света по стенам, я не увидел никого и осторожно двинулся дальше. Коридор, пустая кухня, тиканье часов, мерцание рекламных огней вдалеке, за окном, и оглушительная тишина. Войдя в ванную комнату, я сразу все понял. Вернее, учуял. Свежая кровь! Только она так пахнет. Фонарик скользнул по кафелю и его луч вырвал из темноты окровавленную руку. В ванной, полной остывшей воды, лежала мертвая женщина.
Я прислушался. Тишина. В квартире никого нет, только я, и труп. Кровь была совсем свежей, судя по запаху. Лужи кровавой воды на полу. Перерезала себе вены?
- Вот дерьмо! – произнес я сквозь зубы и спрятал пистолет. Потом достал коммуникатор, и связался с Уолли.
- Спасибо, старина, - едко сказал я, - удружил. Твое выгодное дельце валяется в ванной с перерезанными венами.
- Метрва?
- Не живее куска мыла. Идентифицируй тело.
- Давай, - послышался удрученный вздох. Я прижал палец мертвой женщины к окошку сканера на коммуникаторе, нажал кнопку. Уолли все это время виновато бормотал:
- Крис, я же не знал. Ну, правда, хотел как лучше. Обещали за нее много. Вот я и подумал о тебе. Все, готово! Да, Крис, это она. Эвелин Шульц.
- Ну, и все, значит. Дело закрыто, – я уже направлялся к выходу. С деньгами я пролетел, ну, хоть отосплюсь. Отпуск был хорош, но дорога меня вымотала. Сутки в машине! А самолет? А самолеты я ненавижу.
- Крис, стой. Еще не все. Поправка Джарвиса.
- Что там еще за поправка? – у меня даже сил не было шутить. Вот кожей чуял я, что сейчас что-то будет. Что-то еще на мою голову, причем совершенно бесплатно.
- Принята буквально вчера. Ты, наверное, еще и не в курсе. В случае смерти должника долг переходит на ближайшего его родственника старше десяти лет. Погоди, сейчас я пробью ее родных по базе. Это чистая формальность. Какие могут быть родственники у проститутки! Сейчас. Пять минут, Крис.
- А сколько на нее повесили? Ну, какой ее долг перед Департаментом?
Уолли назвал сумму. Я не сдержался – присвистнул. Мне столько за всю жизнь не заработать!
- Вот кому-то сейчас нежданная радость на голову «свалится», - съязвил я. Все правильно. Кто тебя в зону толкал, дамочка?
- Уже «свалилась», - голос Уолли как будто сел. – Саманта Шульц. Дочь Эвелин Шульц, отец неизвестен. Девочка находится в приюте «Солтерей».
- В приюте? Это ребенок? Уолли, ты ничего не напутал?
- Ей сегодня исполнилось десять.
- Уолли…
- Крис, вдохни три раза, прежде чем что-то сказать.
- Могу и четыре. – Я сказал это медленно и спокойно – специально для Уолли. – Что от этого изменится? Я должен отвезти десятилетнего ребенка в зону удовольствий? Да? Так, умники?
- По закону – да. Именно так, Крис.
- Уолтер Стенсон, я не буду этого делать.
- И вылетишь из департамента, как вылетел когда-то из полиции! Тебе того случая мало? Крис, ты дурак. Ты ведь сам знаешь, что теряешь. Крис? Ведь знаешь?
Я знал. Хорошую пенсию, пожизненную медицинскую страховку, счет в банке, свой домик и кресло-качалку на террасе. Спокойную, пусть одинокую, но обеспеченную старость. И для этого всего лишь надо перевезти с места на место мелкую приютскую шлюшку. Да знаем мы этих приютских! Они там все дебилы, потому что родились от придурков. Нормальный родитель своего ребенка в приют не отдаст. А все дебилы, как известно, трахаются с того самого момента, как поймут, что это хорошо. То есть, практически с колыбели. Так что в Зону я привезу вполне подготовленный экземпляр. И для нее так даже лучше будет! Там хотя бы кормить будут от пуза.
- Уолли. Дай мне адрес приюта, и все данные по новой цели.
- Уже сбросил на тебя, Крис. До приюта недалеко, на машине доберешься к утру. Потом на самолет, и к обеду…
- Что? Самолет? Нет! Никогда. Нет. Я не полечу самолетом.
- Но девчонка должна быть в зоне «Парадайз-Айленд» завтра…
- Нет. Я так сказал. Никаких самолетов! Никаких вертолетов! А также дельтапланов и межпланетных ракет. Нет!
- Крис, ну что это значит, а? Я уже и билеты бронирую…
- Нет – это значит «нет», Уолли. Ты знаешь меня не первый год, и знаешь, что я не летаю самолетами. Можете меня штрафовать, увольнять, хоть четвертовать на площади. Отменяй бронь.
- Уже… - пробубнил мой старый приятель, - черт с тобой. Не ори. Вези девчонку и свое драгоценное тело машиной. Срок исполнения заказа передвигаю на завтра. Успеешь?
- Успею. Спасибо.
- Не за что, - буркнул тот, и отключился.

Шевроле Камаро устал и не хотел никуда ехать. Я тоже устал, и не хотел никуда ехать. Поэтому я, прежде чем тронуться с места, просто посидел в кабине еще пять минут. Думал.
«Значит, Саманта Шульц. Десять лет. Девочка. Платьица, бантики, гольфики, плюшевые мишки. Мечта педофилов! Мне за доставку девчонки в зону полагается…» - я задумался, прикидывая процент. Сумма получалась немалой, совсем немалой, просто таки офигительно немалой!
Вот только почему-то сильно тянуло поблевать.

Когда приняли «пакет Тиммо Коуфилда», я был ещё совсем пацаном. И думал только о тех удовольствиях, о которых полагается думать любому мальчишке моего возраста. Да и многие взрослые тогда о таком не думали. Всё менялось постепенно. Зоны удовольствий далеко не сразу стали главной вещью в этом мире, и поначалу многие даже негодовали, призывая к морали. До того момента, пока сами не попадали в одно из заведений зоны. И постепенно моралисты смолкли. Да и кому они были интересны, эти горлопаны? Государству? Как же. Государство плевать хотело и на тех, кто против, и на тех, кто за. Государство просто делало то, что ему, государству, было выгодно. Как и любое государство.
Идея была проста и изящна. Один живший Бог знает, когда писатель придумал забавную фразу: «Страсти не нужно сдерживать, их нужно удовлетворять». Гениальный был парень, кем бы он там ни был. Что-то подобное в один прекрасный день поняли и наверху. И взялись удовлетворять. Любые страсти. Что может быть проще, чем разрешить то, что ты сам же раньше и запрещал?
В зонах удовольствий разрешили всё и в любое время. Но только там и нигде больше. Предоставление удовольствий, как водится, возложили на частный бизнес, но частный бизнес и не пикнул. Только дурак станет отказываться. На этом сколотили миллионы многие, кто раньше и не мечтал подняться выше уличного сутенера или пушера. Пороки - штука разнообразная, а главное, выгодная, так что поле деятельности открылось огромное.
Была лишь одна проблема. Для всего этого нужен был «обслуживающий персонал», и если дешёвых шлюх еще можно было набрать на улице, то для других «удовольствий» добровольцев подыскать оказалось сложновато. Но «умные парни» наверху снова не растерялись. Ведь есть ещё преступники - настоящие и будущие, и это неиссякаемый источник «материала». И появился Департамент. А в Департаменте появились такие, как я, - те, кто доставляет «материал» с улиц прямо к жаждущим удовольствий клиентам. И не удивительно, что нам так хорошо платили. Мы ведь, можно сказать, уникальны. Если, конечно, это слово применимо к таким, как я.
Когда Департамент стал предоставлять кредиты на удовольствия, естественно, появились и должники, неспособные эти кредиты вовремя выплачивать, а значит, возросло и количество «материала». Просто и страшно. Тот, кто ещё вчера воспринимал как должное исполнение всех своих желаний, сегодня вынужден исполнять желания других. Которые, в свою очередь, тоже, вполне возможно, вскоре окажутся на его месте. Ведь в мире немало идиотов, которые ради минутного кайфа готовы испоганить всю свою оставшуюся жизнь. Кто станет их жалеть? Простая логика.
А теперь, оказывается, приняли «поправку Джарвиса». Конечно! Все стало еще проще! В случае смерти должника, долги перед Департаментом перекладываются на ближайшего родственника. Теперь и в смерти не скроешься от оплаты счетов за полученные удовольствия, долги переходят даже на детей, если им уже стукнуло десять. Что делать? Дети - ценный товар, а общественное мнение… ему быстро заткнут рот, потому что не оно ли, это мнение, не так давно вовсю ратовало за предоставление детям прав наравне со взрослыми, начиная с десяти лет? Вот и доратовалось.
И, собственно, все правильно, и даже логично. Не желаешь, чтобы твои дети становились рабами? Держи в узде свои желания. И никто тебя насильно в зону удовольствий не гонит. Каждый сам отвечает за себя, и за своих детей, и в чём тогда виновато государство? В том, что ты не смог вовремя остановиться?

Приют «Солтерей» оказался вполне стандартным приютом – забор, и ворота, и охранник на входе, но внутри чисто, и много ярких красок. Цветочки какие-то везде расти пытаются, линеечки какие-то на дорожках нарисованы – дети тут что, по полоскам ходят? Впрочем, мне-то что. Уолли сказал, что приютские власти уже извещены о решении Департамента по поводу Саманты, значит, все пройдет быстро. Собственно, мне у них рассиживаться и некогда: нам еще ехать и ехать.
- Миссис Барнс, вот мое удостоверение. Вот постановление Департамента. Девочка готова?
Эта Барнс - сущая селедка сушеная. Директриса, одним словом. Губы свои резиновые в полоску стянула, взгляд возмущенный сделала. Негодует.
- Мистер Лайт, я крайне возмущена происходящим. Девочка слишком мала для такого. Это недопустимо! Вы понимаете, что с ней будет?
- Нет, миссис Барнс. Я сущее дитя в этих вопросах. А что с ней будет?
Она так разозлилась, что даже ожила. Глаза заблестели,… слезы? Неужто?
- Мистер Лайт, у Вас есть дети?
О! Классика. Осталось еще спросить, есть ли у меня жалость.
- Нет, миссис Барнс. У меня нет детей. Может, перейдем ближе к делу? Я, некоторым образом, нахожусь на работе, и времени у меня не так много.
- Вы бесчувственное, беспринципное чудовище, мистер Лайт!
- Да. Я чудовище, причем небогатое, поэтому я не могу выплатить долг погибшей матери Саманты. Может, Вы заплатите? Из человеколюбия? Осанна и грамота министерства Вам обеспечены, ручаюсь.
Она скисла, опустила глаза, забегала ими по папкам на столе. Наконец, выдавила:
- У меня не таких финансовых возможностей. Но знайте, что я этого так не оставлю. Я буду жаловаться. Я подниму общественность. Я…
- Миссис Барнс, - перебил я этот бессвязный поток фраз, - прочтите еще раз это, - и постучал костяшками пальцев по распоряжению Департамента о Саманте. - Вот, этот абзац: «переходит в руки уполномоченного представителя Департамента немедленно по предъявлению». И ниже: «применение силы в случае оправданной необходимости, вплоть до использования оружия». Мне что, в потолок пострелять, чтобы Вы, наконец, привели сюда девочку?
Барнс обмякла – будто что-то сломалось в ней. Глаза потухли, одна рука шевельнулась тряпкой:
- А… к черту все. Идемте, - и зашаркала к двери, состарившись враз лет на десять. Распахнула дверь, сказала секретарше в приемной:
- Софи, приведите Саманту Шульц.
- Я уже здесь, миссис Барнс, - раздалось у нас за спиной.

Она сидела на стульчике в самом дальнем углу этой казенной конуры – маленькая, щуплая, вся какая-то прозрачная, пепельные волосы коротко стрижены, а глаза… их, кажется, называют «русалочьи». Странные и красивые глаза. Мне всегда такие нравились. Эх, дать бы ей вырасти, какая красотка получилась бы…
- Саманта? А что ты тут делаешь? – спрашивала меж тем директриса.
- Мне сегодня исполняется десять лет. Вы сказали, что я могу узнать о своих родителях, - несмело сказала Саманта, и улыбнулась. И у меня будто какой-то детектор сработал внутри. Я уже видел эту улыбку. Где-то. В кино? Может быть…
- Да, да, конечно, - директриса фальшиво заулыбалась, - да, я помню. Саманта, мистер Лайт, пройдемте в кабинет.
И дверь заперла поплотнее, как мы вошли. И завела-запела, разводя ручками, и поглаживая девчонку по голове:
- Саманта, дитя мое, тебе исполняется десять лет, значит, ты уже не ребенок. По закону, ты можешь узнать, кто твои родители, и самой решить – остаешься ли ты далее жить в приюте еще на пять лет, или же возвращаешься с к своим родителям. Но…
И даже обрадоваться не дала девчонке!
- Но, к сожалению, твоя мать, Эвелин Шульц, вчера умерла. Прими мои соболезнования. Данных о твоем отце у нас нет. Есть еще кое-какие обстоятельства, и поэтому ты должна будешь сейчас поехать вместе с мистером Лайтом. Он отвезет тебя на… в … в одно место, где тебя уже ждут. Ты будешь там жить постоянно, и сможешь работать, ты ведь уже взрослая, и должна работать, не так ли?
Саманта кивнула, и спросила:
- А учиться? Мне разрешат учиться дальше? Мисс Хлоя, которая учит нас литературе, говорила…
- Да, - поспешно перебила ее Барнс, - конечно, дорогая. Если ты постараешься, и будешь все успевать, то сможешь и учиться, конечно.
Если честно, меня уже тошнило от этой Барнс.
- Все? – спросил я, пожалуй, слишком резко, - вы закончили напуствие, миссис?
- Да. Нет, - она полезла в стол, вытащила коробочку, - Саманта, еще одно. Вот твой личный коммуникатор, который полагается тебе по закону. Умеешь пользоваться?
- Нет.
- Сейчас я тебя научу. Сначала надо его активировать…
- Миссис Барнс, - я отобрал у нее коммуникатор, и спрятал себе в карман, - у меня времени в обрез. Я сам научу ее пользоваться этой штукой. И активирую. И идентификатор введу. Мы сейчас вместе с девочкой идем к моей машине, а вы потрудитесь приказать, чтобы ее вещи были там ровно через пять минут!
Взял Саманту за плечо, развернулся, и вышел, оставив за спиной Барнсиху -возмущаться и поднимать общественность.
Ненавижу таких вот лживых сук.

Мы ехали уже два часа, а она все молчала. И я был весьма этому рад. Дети – не мой профиль, я их не понимаю, а потому стараюсь держаться от них подальше. Наконец, когда я уже почти совсем расслабился, и даже начал мурлыкать себе под нос какой-то мотивчик, она вдруг спросила:
(Хотя, почему - вдруг? Вполне закономерно спросила)
- Мистер Лайт, а что случилось с моей мамой? Отчего она умерла? Вы знаете?
Я едва не нажал на тормоз от неожиданности. Но ответил спокойно:
- Очень мало. Несчастный случай.
- Она попала под машину?
- Да.
Пусть будет так. «Под машину». Конечно, Департамент – та еще «машина».
- Ты ее помнишь? – спросил я, сам не зная, зачем.
- Нет, - девочка сказала это даже равнодушно, - совсем не помню. Но все равно… так я хотя бы знала, что она у меня есть. А как вы думаете, мой отец жив?
Я пожал плечами. Мне-то что до этого сукина кота?
- Может, и жив. Может, и нет.
- Вы не к нему меня везете?
- Нет.
Если она сейчас спросит меня, куда я ее везу, я достану пистолет, и прикажу ей заткнуться. Но она не спросила. Отвернулась, минут пять равнодушно смотрела в окно, потом полезла в свой рюкзачок, вытащила свою электронную игрушку, И понеслось! Она с упоением жала на кнопки, ахала, вздыхала, шепотом пыталась ругаться, подпрыгивала на сидении, кусала губы, и вообще – вела себя как самый азартный игрок в казино.
«Вся в маму», - усмехнулся я, вспомнив причину смерти Эвелин Шульц.
- Черт! – буркнула она, и отшвырнула игрушку на заднее сидение. – Не получается!
Я непроизвольно притормозил. Потом подумал, что раз уж такое дело, то можно и передохнуть.
- Перерыв десять минут! – объявил я, - туалет, если надо, за ближайшим кустом!
Саманта хихикнула, и побежала в лесок, подальше от дороги. Не было ее довольно долго. Я успел не спеша выкурить сигарету, пересчитал елки слева и справа, потом вышел из машины.
- Саманта!
- Иду! – раздалось из лесу.
Дурочка. Она даже не сбежала. Пришла ко мне сияющая, щека расцарапана, в одной руке – гриб, в другой – шишка.
- Вот! – протягивает мне свои сокровища, - глядите! Мистер Лайт, они настоящие!
Дитя Нью-Йрка.
- Саманта, ты что, в лесу никогда не была?
- Нет. Нам в приюте картинки показывали, там все это было нарисовано. И грибы всякие, и шишки, и звери. Мистер Лайт, а что в лесу шуршать может, в траве? Змея?
- Террористы, - буркнул я, трогаясь с места. Она опять хихикнула, но вскоре сказала, глядя в окно машины на убегающий назад лес:
- Жалко, что приходится ехать. В лесу хорошо! А ехать скучно. Скорее бы уже приехать!
- Поиграй в свою игру, - деоревянно, без эмоций, сказал я.
- Не могу пройти уровень, - нехотя призналась она, - не получается. Там один монстр такой живучий…
- А что за игра? – я намеренно уводил разговор в сторону от «скорее бы приехать».
- Вот, - она полезла за игрушкой, протянула мне. Пришлось опять остановиться. Я взглянул.... эх, детство золотое! Помню-помню, как я этих зверюг в свое время мочил пачками!
- Смотри сюда, ребенок, - я запустил игру, - так, так, и вот так, а здесь – жмешь сюда, и сразу вперед, и еще раз – так! И мы их сделали. Все. Поняла?
Она просияла, закивала головой, сказала «мистер Лайт, Вы прелесть!» и надолго, почти на час, уткнулась в игрушку. Оставила меня в покое, одного, на растерзание моим мыслям.
И уж эти цепные собаки ели мой мозг до тех пор, пока Саманта не сказала:
- Мистер Лайт, я есть хочу. Только у меня денег еще нет. Не заработала. Можете мне одолжить немного, на обед?

Что едят дети? Наверняка что-то особенное. Полезное для здоровья, и с кальцием, так говорят в рекламах. Себе я взял, как обычно, а вот ей…
- Дайте что-нибуть с витаминами. Для ребенка, - и я кивнул в сторону Саманты, сидевшей за столиком. Она улыбнулась и помахала мне рукой.
- Хорошо. Сейчас принесу, - сказала официантка, и добавила:
- Красивая у Вас дочка!
- Да, - ответил я.

Ночевали мы в дешевом придорожном мотеле. Надо сказать, уснула Саманта еще в машине, как только начало вечереть. Вначале клевала носом, потом попыталась прислониться к дверце, потом уткнулась в мой бок, и тут же засопела. Да так разоспалась, что из машины мне пришлось выносить ее на руках.
- Устала, бедняжка! – заохала хозяйка, - давайте, мистер, нестите ее сюда, это наш лучший двухместный номер. Вас с дочкой тут никто не потревожит.
И тут я сорвался.
- Она! Мне! Не дочь! – рявкнул я на хозяйку, - два отдельных номера! Нам!
Та лишь плечами пожала:
- Пожалуйста, но учтите, у меня тут не Зона Удовольствий. Вот ключи, - и ушла.
Я уложил Саманту, стащил с нее кроссовки, укрыл девчонку одеялом, и запер дверь ее комнаты на ключ. На два оборота. И, вот не вру: мне вроде легче стало. Будто все это дерьмо уже закончилось. Полегчало ровно на пару минут, а потом…
А потом я пошел в бар и выпил там все, что можно. И, засыпая, даже смог криво улыбаться, вспоминая: «Мистер Лайт, Вы прелесть!»

Я знал, что утром мне будет хреново, но чтобы настолько!
Потому что она захотела вести машину.
И плевать ей, что она ни разу в жизни руль в руках не держала. Что с ней за эту ночь произошло, я не знаю, но проснулась она другим человеком. Куда делась тихая, прозрачная отрешенность из ее глаз? Саманта юлой вертелась на сидении, задавала мне тысячу вопросов, завтракать отказалась, потом попросила сок, потом купить ей мороженое, потом уронила его в пыль у дороги, и когда наконец-то я запихнул этот вулкан в машину, и тронулся с места, она начала:
- Мистер Лайт, а можно я поведу? Ну, разочек. Ну, хоть за руль подержусь. Да, не умею. Ничего, я тихонько. Я осторожно! Ну, пожалуйста! Ну, я же раньше никогда-никогда! Только видела, как другие! Ну, пажа-а-алуйста!
И тянет свои перемазанные мороженым лапки к рулю.
А голова у меня просто раскалывается. Ну, я и не выдержал. Притормозил; встряхнул ее пару раз за плечи, так, что у нее аж зубы клацнули, и прошипел:
- Ты! Трещотка! Заткнись немедленно, и сиди смирно, иначе я из тебя весь дух вытрясу!
Потом затолкал ее в угол сидения, и добавил сверху, как припечатал:
- Цыц!
Бабочка тут же сложила крылышки, свернулась, окуклилась, спряталась в жесткий хитиновый панцирь…потухла, ссутулилась, сжала в замок ручки на коленях, и прежняя, приютская Саманта пепельным голосом произнесла:
- Да, мистер Лайт. Простите мистер Лайт.
- Прости и ты, - буркнул я. А она покопалась в рюкзачке, и протягивает мне таблетки:
- Это аспирин, мистер Лайт. Возьмите.
- Зачем?
- У Вас ведь голова болит.
- Болит. А откуда у тебя аспирин?
- Я его в гостинице стащила. Вчера ночью проснулась, а вас нет, и не выйти; ну я у хозяйки через окошко и спросила, где вы. Она там как раз мимо шла. Говорит – в баре «твой» сидит. Вот я и подумала, что аспирин пригодится.
Эх. Я взял этот чертов аспирин, я сказал спасибо, я его даже выпил, хотя он на меня никогда не действовал. Да и сейчас не подействует. Пулю в лоб – вот это бы сейчас самое то. А девчонка, к счастью, затихла. Задумалась о чем-то, потом выдала:
- Странные вы, мужчины. Не понимаю я вас.
- Это как же? – только и смог сказать я.
- Вроде сильные, а всегда боитесь чего-то. И злитесь, если это заметно. Вот есть.. был у нас в приюте один мальчик. Все время карандаши свои теряет. Я ему говорю: бери мои, я же рядом сижу. Не берет. Специально не берет. А когда я Тому карандаш дала – рассердился, и три дня не разговаривал со мной, да еще и с Томом подрался. Глупо, правда?
- Как сказать, - возразил я, и тут меня будто горячей мокрой тряпкой ударило по глазам, и по сердцу. Мимо проскочил указатель: «Парадайз-Айленд 120»
- Саманта, - сказал я, - перебирайся на заднее сидение, и постарайся заснуть. Скоро будем на месте, и неизвестно еще, когда ты сможешь выспаться.
Она не спорила – молча забралась назад, молча свернулась на сидении, сделала вид, что спит.
И хорошо. Мне так будет проще.

Подъезжая к мосту на «Парадайз», я свернул на заправку. Вроде и не нужно было, но – свернул. Расплатился, посмотрел назад.
Похоже, Саманта действительно уснула. Ладно, пусть спит.

Я сидел в машине, смотрел на простиравшуюся передо мной, по ту сторону залива, зону «Парадайз-Айленд» и думал. О чем? Да вроде и ни о чем конкретно, так, перекатывал в голове все накопившееся за последнее время. Мысли получались бестолковые и пустые, а финал выходил совсем паршивым:
Я бужу Саманту, везу ее в зону.
Она ничего не понимает, но чует неладное – она умница! Все дружно делают вид, что все нормально. И я – самый главный говнюк в этом спектакле.
Потом ее уведут, а я уеду. Что буду делать? Пить, пытаясь перебить запах дерьма, который теперь вечно будет меня преследовать. Сопьюсь примерно через год, сдохну через три. Или еще раньше, если повезет.
Саманта… вряд ли она протянет в зоне больше.
- Мы уже приехали, мистер Лайт? – раздался у меня за спиной сонный голос.
- Да, - ответил я. - Меня зовут Кристиан, Саманта. Слушай, тебе нравиться фамилия «Лайт»? Хотела бы зваться «Саманта Лайт»?
- Ой, - раздалось сзади. Она тут же оказалась рядом. – Мистер Лайт,… мистер Кристиан, Вы хотите на мне жениться? Но Вы же старый!
И как же искренне это прозвучало!
- Нет, детка, - ответил я, едва сдерживая накативший смех, - ты можешь вечно хранить преданность мальчику, теряющему карандаши. Я хочу тебя удочерить.
- Но почему?
- Ну, это логично. Ты одна, я тоже один. Тебе не придется работать там, куда я тебя вез. Ты сможешь жить со своей новой бабушкой, ходить в обычную школу, и гулять в лесу. Моя мать живет в поселке рядом с лесом. Согласна?
- А Ваша мама не будет против?
- Не думаю. Хотя это во многом зависит от тебя.
- Я согласна. Я очень согласна! – бабочка вновь начала раскрывать крылышки. – Что мне надо делать?
- Пока ничего. Посиди тихо, мне надо кое с кем связаться, - и я взялся за коммуникатор. Так. Поехали…
Банк. Вызов счета. Просмотр баланса. Перевод всей суммы на указанный счет. Сделано. Мистер Кристофер Лайт стал беден, как церковная мышь, а Уолтер Стенсон внезапно разбогател на такую же сумму.
Отдел гражданских актов, подраздел «Опека и усыновление». Запрос на выполнение операции.
«Введите идентификатор усыновляемого»… есть.
«Саманта Шульц. Мать, Эвелин Шульц, мертва. Отец, неизвестен. Первая ступень гражданских прав. Для усыновления необходимо согласие усыновляемого. Подтвердите согласие усыновляемого».
- Саманта, надо подтвердить твое согласие. Приложи палец сюда.
«Принято»
«Подтвердите свое согласие»
- Да сколько можно! – проворчал я, и приложил к сканеру свой палец.
«ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!!!»
- Ну вот, начинается, …
- Что там? – Саманта тоже смотрела в окошко комуникатора.
«Саманта Шульц является ближайшей родственницей Эвелин Шульц. По решению суда, в счет уплаты долга Эвелин Шульц, Саманта передается в ведение Департамента Удовольствий, с лишением гражданских прав первой ступени. В случае усыновления, согласно поправке Джарвиса, долг может быть принят усыновителем».
«Подтвердите принятие долга»
«Подтвердите отмену операции»
Я ткнул в первую опцию.
«Операция усыновления завершена успешно».
Все. Дело сделано. Сейчас ошалевший от внезапно свалившегося богатства Уолли еще больше обалдевает от того, что ему приходится отдавать приказ о доставке в зону удовольствий «Парадайз-айленд» некоего Кристофера Лайта, 40 лет, бывший работник Департамента, третья ступень гражданских прав. Впрочем, третьей ступени я уже лишен.
- Мистер Кристофер, Вы отдали им все свои деньги? – спрашивает Саманта.
- Перебьются. Я отдал им себя. Так. Теперь еще один звонок….
Я набрал Уолли. Без видеовызова, просто звук. Не хотелось мне видеть его морду.
- Поздравляю, приятель.
- Крис, что случилось? Я ничего не понимаю! Почему появился приказ о…
- Молчи, и слушай, - перебил я его довольно невежливо, - я удочерил Саманту. Это раз. Два – говорят, ты внезапно разбогател на кругленькую сумму. Так вот, эти деньги…
- Я понял, Крис.
- Где живет моя матушка, ты знаешь…
- Знаю. Я все понял, Крис! Но все же.. почему?
- Пока, Уолли. Может, еще свидимся.
Я отключил коммуникатор, и повернулся к названой дочери.
- Так. Теперь слушай сюда, малышка. Сейчас я посажу тебя в автобус. Куплю тебе специальный детский билет, «с присмотром». Ехать тебе долго, до конца маршрута. Не смей выходить на остановках!
- Не буду, - кивнула она, - а Вы, мистер Кристофер?
- Не перебивай. Слушай дальше. Когда приедешь, возьмешь такси. Запоминай адрес… или нет, дай мне свой коммуникатор, я забью данные туда.
- Он же не активирован.
- Ерунда, - я быстро выполнил необходимые действия, потом ввел код Саманты, и только было попытался ввести данные о моей матери, как устройство тихо звякнуло в моей руке.
«Получено звуковое соообщение»
- Мне? – изумилась Саманта, и сама нажала кнопку «озвучить».
«Саманта. Моя девочка, моя дорогая доченька, прости меня! - …и я вспомнил. Вспомнил этот голос, потому что когда-то потерял голову, слыша его. Пусть ненадолго, но потерял. Конечно, Эва Золотая рыбка…. это ее голос, те же придыхания, и те же интонации в словах.
«Прости, я была тебе плохой матерью, как ни старалась стать лучше. Так вышло, что у меня никогда не было ни денег, ни постоянной работы, а в то время, когда ты родилась – и постоянного жилья. Мне пришлось отдать тебя в приют. Я думала – это ненадолго! Но время шло, жизнь никак не налаживалась. Чудом мне удалось купить крохотную квартирку, я подала запрос… но мне сказали, что мой уровень жизни и род занятий не позволяют им доверить мне мою дочь. Мою собственную дочь! Посоветовали дождаться когда ты получишь первую ступень гражданских прав, и будешь иметь право выбора, жить ли тебе с родителями, или оставаться в приюте. Саманта, доченька, я так хотела, чтобы ты ко мне вернулась! Но у меня не было ни гроша за душой. Я жаже не могла бы купить тебе много красивых вещей – платьев, туфелек, игрушек, сладостей… всего того, что тебе не давали в приюте, и не могла дать я. Да и квартиру надо было сменить – я не хотела, чтобы ты жила в клоповнике. Поэтому я взяла кредит в Департаменте Удовольствий, и попробовала играть в казино. Сначала мне повезло, а потом…
Я проиграла все, полностью, проиграла даже себя. Завтра за мной придут, чтобы отвезти в зону. Навсегда. Сумма долга такова, что я буду там пожизненно. Все кончено. Я больше никогда не увижу тебя. Все, к чему я стремилась и чем жила – все умерло.
Саманта, прости меня. Я не буду ждать человека из Департамента. Я уйду раньше. Крепко-крепко целую и обнимаю тебя, будь счастлива хотя бы ты, моя малышка!
Да, вот еще что. Саманта, ты не сирота. Твоего отца зовут Кристофер Лайт, одиннадцать лет назад он служил в полиции, номер участка я не знаю. Если захочешь его найти, то, думаю, власти приюта тебе в этом помогут.
Если он тебе не поверит, то можно сделать генетическую экспертизу.
Если он не захочет тебя слушать – напомни ему о Золотой Рыбке, исполняющей желания, которую он когда-то отпустил. А она вернулась, и исполнила его желание.
Теперь все.
Я любила тебя всегда. Прощай».