«В общем, копошение какое-то в городе идёт, но большинство населения дисциплинированно сидит по домам. Им же хуже, а нам – наоборот лучше.
Я мимоходом удивился такой мысли, а потом вспомнил уже, кажется, давнишний эпизод, когда я проверял, что с охранником случилось. Тоже подумал же – «ему плохо, а мне хорошо». Как-то слишком быстро прошло чувство коллективизма и общности. Хотя я и раньше компанейскость от стадности слабо различал, гордо называя себя нелюдем и анхуманом, но был при этом доброжелателен к ближнему и не лишён чувства долга. А сейчас – ну не чувствую я никакого долга по отношению к этим людям в окнах. Мне их жалко, но как-то теоретически. Если за кем-то будет зомби гоняться – даже не пожалею дорогой патрон… может быть. Но просто пройти по квартирам, рассказать что происходит, научить – я ведь многое уже умею для выживания в этом новом мире… Может даже отряд самообороны организовать… Но нафиг мне это не сдалось. Хочу убраться отсюда и всех своих собрать в безопасном месте. Даже если они друг друга терпеть не хотят – вы сперва выживите, блин, а потом ругаться будете. Если не пройдёт желание такое… Интересно, это военное мышление у меня так проклюнулось или… какую-то заразу подхватил?»

Да, неожиданно без комплекса супермена Макс оказался, но тем он понятнее и живее.
Но вот остальные герои малозаметны и… прозрачны. За полкниги дочь смогла лишь обозначить свою подростковость, жена разок позволила себе каприз, а Дима – приятель дочери – стал автором неплохой идеи. На этом все. Когда мир, такой привычный мир начинает переворачиваться с ног на голову, когда меняется, причем кардинально, весь жизненный уклад, логично было бы увидеть ну хоть какие-то эмоции, особенно у женщин. Это если считать, что мужская половина доблестно их скрывала. В этом плане живее и трогательнее получился образ кота Серого. Потому экзамен по Станиславскому по большому счету не пройден. По крайней мере не всеми.
Мысль вслух: возможно, женская душа уж слишком темные потемки для автора, и он просто осмотрительно не решается явно моделировать поведение представительниц прекрасной половины человечества. Однако, догадки, догадки…
С тем, что касается так называемой матчасти, все в порядке. По меньшей мере, мне, как женщине, проблем и нестыковок не видно, кроме того, что с непривычки должно было побаливать плечо от отдачи. Хотя бы у дочки. Хотя бы. Более пытливый и осведомленный взгляд, может, и найдет ляпы, но я не могу судить о том, чего не знаю. Поэтому робко отнесла для себя книгу к категории инструкций по выживанию при масштабной зомбоэпидемии. Не зря же автор с таким упоением фантазирует, а «чтобы можно было бы сделать, если можно было бы».
Словарный запас у автора весьма хорош, встречаются интересные обороты. Язык довольно нетривиальный, но при этом чрезмерно пестрит сленговыми выражениями. Самобытность и то, что повествование ведется от первого лица, человека не филолога и не литературоведа дает зеленый свет некоторой специфике изречений, но литературность книги от этого, на мой взгляд, пострадала, оставив впечатление небрежности изложения материала. В прямой речи использование молодежных оборотов допустимо для правдивости, но в тексте хотелось бы видеть их поменьше. К тому же шесть сносок с пояснениями на первой же странице затрудняют чтение. А фраза: «Пока я ждал тролля, дворник шарахнул по крысе плашмя…» даже ввела в ступор, так как далеко не у всех есть манера так называть, кто бы мог подумать, троллейбусы.
В мире поэзии есть такое понятие как ритм. В прозе оно тоже существует. Тут ритм ровен. Даже слишком. А ведь книга предполагалась как ужасы и триллер, то есть хотелось бы в напряженные моменты затаивать дыхание или спокойно переводить его, когда опасности не видно. Но темп текста, заданный с первых строк, практически не меняется на протяжении всей повести.
Впрочем, справедливости ради нужно отметить, что это можно оправдать самой композицией книги, а подана она именно в виде хроник или дневника, где просто пересказываются определенные события.
Диалоги довольно сухие и напоминают пинг-понг: один сказал, другой сказал, один сказал…

– День добрый однако. Давайте, что ли представимся. Я – Макс, это Ирина, Маша и Дима.
– Николай (пожилой сухощавый дядька).
– Игорь (средних лет, чуть полноват, круглое лицо, усы).
– Владимир (лет двадцать пять, высокий, худой, светлые волосы).
– Ну, мы тут вроде партизан на семейном подряде. Пока думаем тут пожить, а дальше видно будет. А у вас планы какие?
– Да особо никаких. Выжить планируем, пока всё образуется.
– Ну мы тоже планировали. Целых два дня. А потом поняли, что ничего уже не образуется.
– Это как?
– А вот так – прежней жизни уже не будет. Ожившие покойники съели.

И сказать бы, что это для того, чтобы не заострять в столь тяжелой описываемой ситуации на разного родя трепе, но уж очень стойкое создается впечатление, что писалось для галочки. Читатель капризен, но справедлив, и реализация апинского** «я его слепила из того, что было» во второй половине фразы, там, где про любовь, не происходит.

Улыбнула ситуация с военным, который проигрывает спор с главным героем, когда тот сообщил, что убивал зомби топором. По умолчанию будем считать этот инцидент ироническим выпадом в сторону наших вооруженных и не очень сил, а не попыткой придать вес простому сисадмину Максу.
Вспоминается фильм «Афера Томаса Крауна», где главный герой смог уйти от преследования, потому что был одет как все – шляпа, костюм, галстук, - и легко затерялся в толпе. И ведь правда вокруг нас много серого. Так же много, как и нежелания искать другие цвета и впечатления. Именно поэтому книга найдет своего читателя. Народ во все времена требовал хлеба и зрелищ. А между офисной чопорностью и домашним бытом (будем считать это хлебом) иногда хочется прочувствовать некоторую первобытность, возможность делать то, что в социуме, мягко говоря, не принято. Да и условия не те. А книга любезно предоставляет пищу для воображения читателя, реализуя тем самым второе условие довольства – зрелища! Здесь убивать не только можно, но и нужно, здесь можно показать все, на что способен ради выживания собственного и своих близких. Почувствуй себя, так сказать, героиней Милы Йовович в «Обители зла». А еще совершить беспрецедентный шопинг - ходить по магазинам и просто брать то, что нравится! Шик! Хотя стоит отметить, что потенциальная аудитория читателей все-таки мужская.
Основная идея в совокупности с названием с натяжкой вырисовалась так: «Берегите близких! А то мало ли какая зомбоситуация нагрянет…» Впрочем, при желании копнем поглубже и увидим, что проводя параллель между зомби и людьми, «натасканными» на бренды и стереотипно мыслящими, а главного героя воспринимать как собирательный образ человека, способного к анализу, становится интереснее. Однако такую мысль можно было гораздо эффектнее воплотить в небольшом, но метком рассказе. Более об успешном или неуспешном воплощении задуманного автором говорить не приходится, так как конец книги оказался всего лишь концом первой части.

Итог: