Умеем ли мы учиться на своих ошибках? Можем ли мы разумно пользоваться тем опытом, что имеем? Если да, то почему все опять горит в огне? Почему все возвращается к тому, с чего начиналось? Все это замкнутый цикл. Его нельзя изменить, подействовать на него из утробы. Только сломать извне. Но кто окажется нашим спасителем? Кто будет тем, кто сокрушит этот цикл и установит новый? Конфедерация? Разрозненные мятежники? Кто он? Нет ответа.
Мы просто плывем по течению реки. В этом вся суть. Хотя они считают, что все иначе. За хитрыми словами они прячут простую истину. Мы слишком долго спим. Слишком долго. Мы разлагаемся изнутри. У нас нет внешнего врага. Нет внутреннего. Те единицы диссидентов не в счет. Если так будет продолжаться и дальше, то над нашим трупом будут пировать стервятники.
А они не видят этого. Они вообще очень многого не видят. Сколько проблем было бы решено, стоило картам лечь по-другому. К рулю пришел бы человек действия. И мы направили воды рек вспять. Свернули бы горы. Сломали этот мир.
Но мы лишь спим и медленно плывем по течению… застыв в вечном действии… цикл…
Когда молодого биолога, разочаровавшегося в своих покровителях, в срочном порядке командируют в приграничный район, находящийся на военном положении, а потом этому биологу поручают уничтожить опасного хищника, терроризировавшего местный гарнизон, что вы можете ожидать от служителя науки? Что еще можно ожидать от этого? Система рушится. То, что использовалось во благо, поворачивают против этого блага. Служители науки делятся советами, как лучше выжигать леса. Как лучше изготовить биологическое оружие. Как эффективнее убивать. Кто-то против? Пусть они покоятся с миром.
Что случилось с тобой, Бог наш? Как ты мог отречься от паствы своей? Кто теперь будет вести нас во тьме? Кто будет нашим факелом? Нашим идеалом. Нашим лидером…
А может, тебя и не существовало? Где ты был, когда проливалась кровь младенцев. Когда что-то немыслимое и страшное стирало города в один миг. Кто ты, наш создатель? Где ты? Куда ты ушел?..
Мы лишь спим, и плывем по течению… и никто не может встать против системы зла… никто не может разрушить этот цикл, перемалывающий людей…

Первый день

- Сэр! Сэр, мы на месте! Эй…
Кажется, я опять заснул. Который раз за последнее время. Слишком сильно выматываюсь. Все время в движении. За последние пять суток так толком и не поспал. Сначала поезд с пересадками до порта. Потом два дня этой ужасной качки на старом танкере, временно переоборудованном в авианосец. Дальше тряска в бомбардировщике. Гарь, запах бензина, и этот гул, и этот пронизывающий ветер, рвущийся из тысячи щелей и пробоин в обшивке. Едва не подхватил воспаление легких, спасибо штурман отпаивал вонючим чаем. Да, смазка и сажа были повсюду. Дальше пересадка на военной базе. И долгий заплыв по туманным водам Чернотопья на патрульном катере. Это были незабываемые ощущения. Туман в этих местах достигал такой густоты, что видимость была не больше двадцати метров. Вдобавок к этому, тучи в небе никогда не расходились, перерезая в этом районе все освещение. Единственное на что можно было положиться это компасы, часто сбивающиеся из-за скопления затонувших кораблей и самолетов на дне. Глубина, кстати, не превышала и ста метров. Что слабо обнадеживало, учитывая огромное скопление хищных рыб. Иногда в клубах тумана мелькало что-то и похуже, пару раз чья-то чешуя скреблась о ржавое дно. Но, в целом, все прошло успешно. Война, докатившись сюда, сразу увяла и угасла. Ибо вести бой в таких условиях было невозможно.
Сразу за Чернотопьем шел архипелаг небольших тропических островов, архипелаг Керуа. Это была самая дальняя граница на северном рубеже. Селений мирных людей здесь не было. Были местные аборигены, но с первыми вспышками напалма они покинули острова, убравшись куда-то на север, в нейтральные и неизведанные воды. Обычным же людям там делать было нечего. Дикие и дремучие клочки земли, полностью покрытые растительностью. Ни благодатной почвы, ни полезной древесины, ничего. Даже дичь была порой бесполезна, а то и сама проявляла агрессию к охотникам. Здесь были одни гарнизоны военных, выжигавших несколько островов и селившихся на них. Залежи нефти и газа, неподалеку, решали проблему с энергией и сырьем. В целом, гарнизоны были вполне автономны. Раз в месяц шел транспорт с новобранцами и ресурсами. Но в последнее время, после ужесточения отношений с Конфедерацией, транспортные суда и самолеты стали идти в эти края все чаще и чаще. Перебрасывали военные части для отражения возможных атак и проведения возможных наступлений. Ключевое слово было «возможных». Прошло уже два месяца, обескровленные джунглями солдаты валились с ног, а Конфедерация все медлила, выматывая из нас все силы редкими налетами авиации.
Кто-то стрелялся, кто-то дезертировал. Жизнь постепенно угасала.
- Сэр, мы сходим на пирс, - настойчиво повторил изможденный солдат. Мелкие капли дождя глухо стучали по его шлему и откинутому капюшону плаща. Недалекий отсвет молнии выхватил из сумрака впалые щеки и абсолютно темные глаза.
- Хорошо, - тихо пробормотал я, тяжело поднимаясь с насиженного места у пулеметного станка.
Схватив свою сумку, я медленно побрел за солдатом. Намокшие сапоги глухо стучали по стальной палубе. Экипаж катера укрывался от дождя в рубке и под растянутыми плащами. Из тьмы проявлялись усталые и злые на весь свет глаза.
Солдат вывел меня на пирс. Впереди были несколько бараков склада и размытая грунтовка, ведущая куда-то в глубь острова, где раскинулось нечто темное и огромное. Очередная вспышка молнии выхватила контуры потухшего вулкана, напоминавшего сточившийся клык.
Что-то завыло за моей спиной. Обернувшись, я разглядел в ночной тьме еще один такой же остров, в двух километрах южнее. Сквозь легкую дымку были видны мутные контуры военной базы. Лучи прожекторов пронизывали небо, что-то выискивая.
- Очередной налет, - прохрипел солдат за спиной.
И вот, один из лучей выхватил во тьме медленно летящий контур бомбардировщика. Маленькая точка на белом фоне. Вой не прекращался. Шумел дождь, сверкала и гудела гроза. На пирсе топали солдаты с ящиками. Больше ничего не происходило. Все так и застыло. И этот луч, и медленно летящий бомбардировщик. Лишь несколько хоботков зениток взмыли вверх, да щелкнул одиночный выстрел. Я с удивлением посмотрел на спокойного солдата.
- Дефицит боеприпасов. По мелочам не тратить. У конфедератов их и того меньше…
Самолетик нарезал над базой еще несколько кругов. А потом вернулся во тьму. Лучи медленно потухли.
- А как же условия секретности?
- А зачем…
Солдат устало зевнул и побрел дальше, к складам.
Где-то во тьме щелкнул еще один выстрел. Но, кажется, это был лишь глухой раскат грома…

Одиннадцатый день

- Сэр, нам пора!
К этому быстро привыкаешь. Тебя постоянно зовут в путь. Постепенно входишь в армейский распорядок дня. Шесть часов, ты уже должен быть на ногах. Десять часов – и ты уже валяешься в душной палатке, переваривая в себе очередной день, прожитый в этом адском раю. Да, местечко здесь то еще. Я, конечно, читал про архипелаг, но одно дело изучать вдали, полагаясь на отчеты. Совершенно другое иметь с этим дело. Тогда все твое представление о нем переворачивается. Доводы ошибочны. Теория, на проверке рушится в пыль. Все летит к чертям. И ты переписываешь эти листы своей кровью и потом, устало отсылая их Туда, на материк. Черт, я кажется совершенно потерял контакт с цивилизацией. Все кажется чуждым. А я здесь не больше двух недель…
- Да, я готов, дайте пару минут, - сонно пролепетал я, нашаривая очки и готовясь собрать палатку и все нужные вещи в рюкзак.
Та ночь навсегда отделила меня от остального мира. Смертельно замерзнув, я дрожал и кутался в холодный брезент, трясшись в армейском грузовике. Грунтовка была размыта, это сильно ощущалось в кузове. Рядом сидел прикомандированный солдат. Кажется, он уже привык к этому и не замечал холодных каплей дождя. На путь был потрачен час. Шофер говорил, что в обычное время все было быстрее, но учитывая наступивший сезон дождей…
Мы прибыли на базу ближе к утру. Буря стихала. Тучи рассеивались, на западе вставал алый диск нашей звезды. Легкая дымка стояла над океаном. Словно слой сахарной ваты. Тысячи островов врезались в этот слой, возвышаясь над ним и пестрея яркой, разноцветной шкурой. Местами мелькали военные бараки. Но в целом, пейзаж был очень умиротворяющим. Пару раз пролетал одномоторный разведчик. Несколько раз до меня долетали выстрелы. Скорее всего, тренировка новобранцев.
Несмотря на ранний час, на базе кипела жизнь. Солдатская жизнь. Пехотинцы выстраивались на плацу, проводили утренею зарядку, выходили в патрули, тащили разнообразные контейнеры, бочки и ящики. Техники крутились вокруг радиостанций и нескольких бараков, у которых ночная буря сорвала кровлю. На специально расчищенных площадках стояли винтокрылы. Раньше таких машин мне видеть не приходилось. Пять, с иголочки новых красавцев, с еще свежей краской и крепкими винтами. Вокруг них стояли пилоты, что-то обсуждали и копались в их начинке.
Преодолев ряд палаток и бараков, мы вышли к зданию штаба. Небольшая одноэтажка, с караулом на входе. На флагштоке отмокает поникшее полотнище флага.
Полковник оказался тем человеком, который ломал шаблоны и стереотипы. Сколько раз нам показывали суровых и жестких офицеров, не жалеющих солдат ради выполнения задач. Цель важнее затраченных средств! Они глядели на нас с агитплакатов, высеченные из камня и стали, лишенные блеска в холодных серых глазах.
Он был учителем. Простым сельским учителем, которых тысячи. Конечно же, он носил очки. У него была легкая седина в волосах. Пальцы были мягки и хрупки, на среднем пальце левой руки характерная шишка, бывающая у тех, кто много пишет. Ах да, он же был левшой.
В его глазах было что-то неуверенное. Всем своим видом, всеми движениями и интонацией в хриплом голосе, всем этим он словно просил прощения. Ему было крайне неловко. Командование поставило его в неудобное положение. Он, наверняка, даже винтовки в руках не держал, но ему приходилось делать вид опытного человека. За тот курс обучения он усвоил лишь азы, ту малую крупицу познаний, с которой он был бы обречен на важном экзамене. Но ему приходилось решать проблемы, строить планы, разрабатывать операции. И все равно, он был отличным учителем и плохим командующим. Офицерский состав прекрасно понимал это, и всеми силами прикрывал его неопытность. Без этих решительных и волевых людей он бы и дня не продержался на посту. В одном из гарнизонов был такой же командующий, его скинули на второй день командования. Бунт был подавлен, но прецедент создан. В дальнейшем командование старалось компенсировать нехватку опыта, высылая опытные кадры.
Ему самому не нравилось текущее положение вещей. Но ничего он поделать не мог. Он был лишь простым сельским учителем, укрывающимся за маской опасного хищника.
Да, и о хищниках. Точнее, об одном редчайшем представителе, так и не изученном как следует. Керуанский тигр. Усмешка судьбы.
В любое другое время я бы с радостью поехал на архипелаг, получив официальное разрешение. Я бы с радостью тратил месяцы и годы, чтобы выслеживать, искать этот подарок судьбы. Но не так, не так я это видел.
Полковник приказал найти и ликвидировать его. Вот так, просто и по военному лаконично. Обнаружить и ликвидировать. Во избежание возможных жертв среди персонала. Я не виню полковника. Это не его вина. Он сам все прекрасно осознает и понимает весь трагизм ситуации. Но… риск есть риск. Просто, пятнать свою репутацию среди подчиненных, среди командования…
Все произошло очень быстро. Было подготовлено снаряжение. Выделен винтокрыл. Составлена карта с ареалом обитания. Выделен отряд прикрытия. Всего лишь три часа. Потом два часа сна. И вылет. Шанс на крепкий сон стремительно улетучивался.
Все смешивается в кучу. Вчера Кир показал мне, как можно есть землю. Нужно выбирать ту, которая ближе к корням деревьев. Она насыщеннее и питательнее. Потом, он сделал надрез ножом. Мелкий фонтанчик сока начал пробиваться сквозь мелкую трещину. Кир вытащил нож из почвы, фонтанчик ударил во всю силу.
- Что это? – спросил тогда я, даже не задумываясь о нелепости ситуации.
- Душа дерева, - улыбнулся он.
Он отложил нож и сложил ладони чашей. Набрал немного той бесцветной жидкости и выпил ее. Блестящие капли застыли на щетине.
Я тупо посмотрел на него. Он еще раз улыбнулся и убрал нож. Источник еще раз выплеснул «душу» и иссяк. Над трещиной в земле сгустился молочный дым.
Я ничего не знаю про этот мир. Все статьи, все они были бесполезны. Просто гора писанины, не имеющей реальной основы. Все они, эти ученые, они даже не удосужились посетить архипелаг. Они все выстраивали на теории. Все должно быть закономерно. Но они ошибаются. Здесь нет систематики и стандартных законов.
Почва не плодородна? Кир показал мне ее душу. Я даже не знаю, что это было. Любые замеры этой «души» ни к чему не привели. Оно не имело определенного веса, плотности. Не имело физических параметров. А еще оно умело заживлять порезы. Оно умело исцелять.
А они сжигали, вырубали, выкорчевывали то, что имеет душу. Вот, просто так. Горели целые лесные массивы. Горели острова.
- Целые острова плакали. Все было залито слезами, - говорил мне все тот же Кир, оставшийся абориген-проводник.
- Как?
Он молча срубил ветвь древа, под которым мы укрывались от утреннего дождя. Ветвь гулко рухнула на землю. Сначала ничего не происходило. Но потом на коре начали выступать все те же маленькие капли «души».
- А когда ты резал землю…
- Это другое. Это сложно объяснить. Я просто беру ее взаймы.
- А как ты отдаешь?
Он молча, и как всегда с улыбкой, протянул мне ладонь. На огрубевшей коже пестрели разноцветные семена.
- Возвращай то, что брал. И все будет находиться в балансе.
- А военные?
- Они ошибаются. Они думают, что им можно все. Но Кат-ле воздаст им за это.
Кат-ле это дух архипелага. Это то, что наполняло душой все живое. Людей, деревья, зверей. Это их божество. Оно вело их, указывало им путь. А когда пришли военные, Кат-ле ушло в другие земли. Такое уже было, когда мы сожгли родной материк. И все опять повторяется.
- Кат-ле больше нет. Душа не наполнит эти древа. Я пробовал сажать их после вашего прихода, но они умирали. Скоро душа совсем покинет эти места. И тогда это место навсегда будет потеряно. Поэтому мы ушли за Кат-ле. Уходит все живое. Здесь раньше было много зверья. Теперь ничего. Даже насекомых стало меньше. Скоро все уйдет.
- Почему остался ты?
Кир задумался. Он вытер нож о траву под ногами и сорвал одну травинку. От нее тотчас же пошел легкий дымок.
- Не хочу. Слишком много ходьбы. Я покинул материк ребенком. Я не хочу больше уходить.
- А если здесь все умрет?
- Умру и я.
Он был совершенно спокоен. Он четко осознавал, что душу его Кат-ле не примет. Просто не сможет. Он не переродится в цветок или древо. Он просто растворится в вечности. И ничего не будет. Но он уже готов к этому. Иначе, у нас бы сейчас не было проводника.
Я спрашивал у него и про тигра.
- Он тоже не уйдет. Это место принадлежит ему. Он останется здесь, так же как и я. Поэтому я и пошел с вами. Я хочу найти его. Будет спокойнее уходить.
Ещё одна душа, идущая на зов. Я боюсь возвращаться туда. Мне страшно. Там нет света, там лишь тьма. Но все уже решено. Решено с того момента, как я впервые окунулся в молочно белый туман. Тот кто однажды побывал там, тот будет возвращаться. Как больно или страшно это не было бы. Ты можешь вычеркнуть это из головы. Можешь забыть. Но оно будет приходить во сне. Туман, разбитый, сломленный дух и скорбь. И стылый гнев Короля. Гнев Белого тигра. И все это уже настолько глубоко ушло в сердце, что ничто не сможет вытащить и выкинуть навсегда. В этом и заключается наша обреченность.

Алый диск звезды как всегда сверкает на лазурном своде. Легкая дымка вновь окутала все видимое пространство. Таким я видел этот архипелаг десять дней назад. Тогда я еще ничего не знал. Не предполагал. Не ожидал всего этого. Что еще меня ждет? Что еще откроет мне обреченная земля? Кир. Ты мой проводник. Ты отделяешь тьму от света. Но уйдешь ты, и кто будет моим проводником? Сержант? Капрал? Эти двое парней, прекрасно осознающих, что архипелаг станет их последним пристанищем. Куда ни кинь взгляд, здесь все горит. Плач. Скорбь.
Я совсем забыл дом. Забыл тот душный город, из зловония которого меня вытащило командование. Пятнадцать дней назад я проклинал их. Они дали мне шанс. Редчайший шанс. Но они не оставили мне выбора. Идти против системы было безумием. А, что же здесь? Здесь это выглядит не так безумно.
Четыре дня назад мы приземлились на одном маленьком клочке суши. Под кронами пальм и деревьев мы нашли небольшое селение. Раньше там была деревня аборигенов, но они ушли. Их место заняли обычные дезертиры. Среди них были и те бунтари, скинувшие слабовольного полковника. И другие ребята. Кто-то ушел по своей воле. У кого-то и иного выбора не было. Эти парни отделились от цивилизации. Здесь, в этом погибающем раю они в ней не нуждались. Все необходимое привозили сердобольные патрульные, чтящие законы солдатского братства. Даже среди предателей. Хотя, я бы не назвал это предательством.
- Вам хорошо здесь? – спросил я у одного из них. Он был одет в военные штаны и грязную белую майку. На шее висели бирки, расписанные местными иероглифами.
- Не знаю. Но здесь спокойно. Здесь ничто и никто не мешает нам. Здесь мы можем спокойно существовать. Пока рядом не проплывет катер разведки.
Особисты не жалели их. На следующий день мы вновь пролетели над этим островом. Но деревня горела. А на горизонте медленно растворялся силуэт катера.
Здесь никто не желает сражаться. Само место не располагает к кровопролитию. Сначала это списывалось на дефицит боеприпасов. Я и сам так считал, пока вчера мы не наткнулись на катер Конфедерации. Вернее, сами конфедераты наткнулись на наш винтокрыл, когда мы укрывались от бури на одном из островов.
Капрал и сержант укрывались под тентом. Кир бродил по острову. Я лежал под кроной древа. Брайан и Стен дежурили на пляже. Наступал вечер, и буря утихала. Когда сквозь причудливое переплетение стволов пальм я заметил металлический блеск. Забыв про морось и холод, я выскочил из-под древа и бросился к пляжу.
Серый катер конфедератов почти сливался с холодной синевой того вечера. Солнце все еще было закрыто тучами, и тот блеск был лишь сигналом прожектора. Катер стоял в пятидесяти метрах от береговой линии, а у самого берега мирно покачивалась лодка. В ней сидел один из пехотинцев с алым крестом на рукаве. Он задумчиво глядел куда-то в морскую даль, устало опершись локтем о станок пулемета. Еще двое стояли на берегу, о чем-то разговаривали с нашими ребятами. Что-то холодное зашевелилось в спине. Я дрожащими руками схватился за рукоять пистолета, заткнутого за пояс. В этот момент конфедераты увидели меня. Устало улыбнулись и приветливо махнули рукой. Брайан рассеяно оглянулся, Стен положил в карман подаренную пачку сигарет. Потом они отчалили и вернулись на катер.
Они сами устали от всего этого. Никто не хочет воевать. Никто не хочет зря проливать кровь. Ее здесь уже достаточно. Так почему бы просто не дать этому месту увянуть, и медленно погрузиться в пучину бесконечности? Почему мы судорожно хватаемся за этот клочок, огрызаясь на своих, якобы, врагов?
- Сегодня проверим квадрат 2-5, шестой и седьмой…
- Седьмой закрыт, позавчера проводили сброс напалма…
- Шифровки?
- Да, ночью не спится, сижу у станции…
Сержант усмехнулся и сел в кабину пилота. Капрал сидел на краю пассажирской кабины, свесив одну ногу за борт, и усталыми и грубыми руками держа в руках вонючий от смазки автомат. Брайан и Стен дремали в кабине. Кира все еще не было.
- Осталось отсеять не так уж много. Еще несколько островов. Думаю, завтра-послезавтра мы доберемся до этого тигра…
Капрал запнулся.
- А дальше дело за винтовкой? – ядовито ухмыльнулся я.
Капрал лишь махнул рукой.
- Мне самому не нравится эта война. Мне не нравится все, начиная от положения дел, заканчивая шишками в штабе. Но мы не можем ослушаться.
- Дезертиры…
- Они знали, на что шли. У них никого не осталось на материке, и терять им было нечего. У меня беременная жена. При всем желании, я не могу противиться воле командования, простите док.
- А сержант?
- Сержант уже давно забыл, кем был на родине. Стерлось…
Я прекрасно понимал его. Похожая амнезия постепенно заглатывала и меня.
- Мы все смертники?
- Я не знаю. Да и не хочу ничего. Устал. Слишком устал. Мне все это надоело. Все. Хочется просто плыть по течению реки, закрыв глаза и наплевав на все.
- Даже если река оборвется водопадом?
- Даже так.
Сержант тяжело закашлялся, крутя верньеры на панели приборов. Окошко радара мигало чистой зеленой гладью.
- Кир идет, заводи мотор…
Винт над моей головой принялся медленно раскручиваться, с гулом разрезая воздух. Я поспешно схватил рюкзак и залез на борт. Кир уже был в пятидесяти метрах от машины, и неспешно поднимался на холм, где мы остановились на ночь.
Я прижался к еле нагретому борту кабины, опершись щетиной щеки на гладкую сталь. Винт раскрутился и разгонял вокруг себя потоки воздуха. Трава на холме стремительно заколебалась и прижалась к земле. Кир пригнулся, защищая лицо от резких потоков воздуха.
В этот самый момент, что-то разорвалось у меня над головой. Что-то резко дернуло за шиворот и ударило о пол кабины. Токи горячего воздуха взмыли вверх над винтокрылом, продувая кабину. За креслом пилота отчаянно матерился сержант. Сначала я не понимал причину его стонов. Потом он убрал руки с лица. Все лицо превратилось в кровавую кашу.
Что-то щелкнуло в голове. Я посмотрел на окно в кабине пилота. Стекло было разбито на тысячи осколков. Большая часть угодила в сержанта. Остальные разлетелись по нашему отсеку. Несколько оцарапали скулы и лоб рядовых. Еще пара застряла у меня в волосах. Капралу повезло, волна скинула его на землю. Сейчас он спешно отряхивался, подсаживая Кира и забираясь на место сержанта.
Как быстро здесь все меняется. Где эта грань между раем и адом? В одиночном выстреле?
- Матерь божья… - еле слышно пролепетал капрал, отодвигая сержанта в наш отсек. – Кир, обработай. Кто ни будь засек агрессора?
Еще один взрыв. Машина вздрогнула. По фюзеляжу начали барабанить комья земли, перемешанные с травой. В этот раз взорвалось на склоне, в десяти метрах от нас. Пара осколков с громким скрежетом срикошетили о винтокрыл и взрезали почву.
- Двадцатка! Море! Три часа!
Капрал уже успел научить меня ориентироваться по циферблату. Согласно крику Стена, по нам стрелял патрульный катер, остановившийся у побережья. Двадцатка… такой калибр был установлен на имперских катерах…
- Твою мать, чертовы полосатики, совсем двинулись мозгами! – капрал схватился за ручку управления и потянул ее на себя. Привычный гул и легкая вибрация. Могучая машина медленно и неуверенно поднимается в воздух. На катере заметили наш взлет весьма оригинально. Застрекотал пулемет, и пули со звоном обрушились на обшивку, пробивая здоровенные дырки размером где-то с кулак.
- Неизвестный имперский патрульный катер, немедленно прекратите огонь! Повторяю, прекратите огонь! По своим стреляете!
Брайан испуганно согнулся в дальнем углу. Стен с побледневшим лицом сидел перед умирающим сержантом. Кир что-то бубнил, кажется, молился. Белая субстанция промелькнула над лицом сержанта.
Я выглянул за край борта. Катер не отвечал, но хоботок пулемета опустился вниз. Я вопросительно взглянул на покрасневшего от напряжения капрала.
- В первый раз… дефицит боеприпасов… черт знает что…
Так и не ответив, катер развернулся и поплыл по направлению от нашего острова. Только сейчас я заметил легкую дрожь в коленях. Рядом с моим местом зияло несколько рваных отверстий в обшивке. Пахло гарью. В кабине перекатывались несколько свежих патронов.
- Что там? - повернулся к нам капрал, вытирая пот со лба.
- Кровь. Слишком много крови на нем. Поздно. Черная душа. Черная.
- Стен?
- Осколки поразили головной мозг, я бессилен…
- О, прекрасно… твою мать…
Легкий шум морской волны. Крик нескольких птиц, еще не улетевших на север. Равномерный гул пропеллера и свист ветра в пробоинах. О случившемся напоминал запах гари и свежей крови. Все опять было по-прежнему. Вернулась та тишь и то умиротворение. Только сержант бессильно повис на руках солдата. Да Кир о чем-то молился в углу.
- Что дальше? – подал голос Стен. Брайан по-прежнему дрожал в углу.
- Я свяжусь с базой, рапортую о произошедшем, возможно, получу указания.
- Задание?
- Продолжать. Пока не поступит иное распоряжение. Командование беру я. Можете подремать, до ближайшего острова пара часов полета…

Семнадцатый день