.

.
11 утра. Телефонный звонок.
-Хоспадя... Что же делать-то, а? Ребетёнок-то мой загинается... Уж у кого только ни была, к кому ни ходила, а доктора ничего не находят. Но я ж вижу, что тает моё дитятко на глазах. Может Вы поможете хоть как-нибудь? Доктор, умоляю, ну хоть скажите, что с ней?!
Девочка, на вид лет шестнадцати, с бледно-зелёным цветом лица и сумасшедше-блестящими глазами, смотрит с надеждой.
На анаректичку не похожа, на булемичку тоже, но истощение полное, весит от силы чуть больше трети роста. Смотрю на неё и думаю.
- Расскажите, пожалуйста, в чём проблема? - спрашиваю обеих.
- Понос, - скороговоркой говорит мама. - Уже три года не прекращающийся понос.
- Сколько раз в день у дочери стул? - спрашиваю и в упор смотрю на дородную мамашу.
- В день?! - нервно хихикает она и смотрит на "прозрачную с зеленцой" дочку.
Та подсказывает:
- Каждые десять-пятнадцать минут...
- И ты ещё живая? Три года?! - замираю от неожиданности.
Девочка прячет лицо, опустив голову. Слезы капают на ладони.
- Нет, - поправляет меня мама, - два года мы только лечимся. А в общей сложности это длится три с половиной года.
- А что говорят доктора? - спрашиваю. - Какие результаты анализов?
Мамаша протягивает пухлый "фолиант истории болезни". Понимаю, что читать это буду хорошо, если неделю, а то и больше, и все равно всё не прочту. Вскидываю в протесте руки:
- Скажите в двух словах, - прошу.
- А ничего не находят, - пожимает плечами мамаша, - говорят, что у неё "такая красота" и мы должны привыкнуть и с этим жить.
- А когда Вы были в последний раз у доктора?
- Да мы прямиком из больницы к Вам. Я в коридоре услышала разговор, взяла номер телефона и позвонила Вам.
Оторопеваю.
- Вот так сразу?
- Да. А что мне терять? Ребёнок лежит в больнице уже два месяца, а толку ноль. Если лечащий врач подошла к ней за это время шесть раз, то это хорошо, но я не уверена. Кажется, меньше.
- И что Вам в больнице делали? - спрашиваю и внимательно наблюдаю за обеими.
Мамочка лаконично перечисляет процедуры, уколы, капельницы, клизмы то с одним препаратом, то с другим.
Наблюдаю за девочкой. Внешние реакции странные.
- Какой вкус у тебя сейчас во рту? - резко перебиваю маму.
Девочка теряется, поднимает голову, смотрит заплаканными глазами, совершенно не понимая о чём её спрашиваю.
- Виолетта, давай договоримся так, - смотрю на неё в упор, - я буду тебе задавать странные вопросы, а ты мне на них будешь отвечать быстро и не задумываясь. Хорошо?
Кивает.
- Хорошо, поехали, - улыбаюсь, - Сколько раз в сутки ты пИсаешь?
- Два-три, - отвечает.
- А пьешь?
- Много.
- Сколько?
- Много она пьет, - встревает мамаша. - Иной раз даже целый литр выпивает!
- Извините, - строго зыркаю на неё, - я Вас о чем-то спрашивала?
- Нет - опускает глаза.
- Вот и помолчите, пожалуйста, - и снова к девочке. - Сколько воды в сутки ты пьешь, Виолетта?
- Ну... - смущается она. - Три-четыре стакана чая, воды, может стакан.
- Значит, один стакан воды? - уточняю.
Переглядывается с мамой. Зыркаю недовольно на обеих:
- Виолетта, мы разговариваем с тобой. Я спрашиваю тебя, а не маму. Значит, отвечать должна ты, а не она. Повторить вопрос?
- Нет, - опускает она глаза и бледнеет.
Опля! - настораживаюсь. - Ещё мне тут отключится ненароком. Этого мне только не хватало при таком-то истощении!
- Можно мне в туалет выйти? - дрожит голосом девочка с побелевшими губами.
- Конечно, - тут же подхватываюсь я и показываю на нужную дверь. - Вот сюда, пожалуйста.
Мамочка спокойно смотрит на дочь, автоматически достает из кармана несколько аккуратно свернутых листиков туалетной бумаги, спокойно кивает ей. Дочь берет их и, как пьяная, идёт в туалет. С удивлением наблюдаю.
- Так всегда, - тихо говорит мамаша. - Это давно уже длится и мы привыкли. Это поначалу я боялась, а теперь уже нет.
- А препараты разве не помогают? - спрашиваю и перечисляю названия.
- Ой, нет! Что Вы! - всплескивает руками она. - Это не помогало с самого начала! Мы в последнее время брали даже те, что основаны на стеридах, и то никакого эффекта!
- А с чего всё началось? - спрашиваю.
Мамаша пожимает плечами. Дочь возвращается к нам.
- Извините, - ещё раз, но уже меньше, бледнеет она.
- Раздевайся, ложись на кушетку, - резко командую и внимательно наблюдаю за реакцией. Глаза вспыхивают страхом, надеждой, верой. Вот в такой последовательности. Послушно идёт за ширму. Вижу её боковым зрением. Обречённо раздевается до трусов, пока коротко пишу свои наблюдения в её файл в компе. Нормально напишу-то потом, а пока просто делаю занятой вид. Ей это надо. Чувствую.
- Ложись на живот, - командую, стараясь не показать своего впечатления от того, что вижу: "выпускники" Бухенвальда, кажутся чрезмерно полными рядом с этой девочкой. И это в наши-то времена, когда ни голода, ни разрухи и в помине нет!
Легла. Прикрываю простынью, сверху тёплым одеялом. Жестом зову мамашу. Чтобы всё видела. В таких случаях это необходимо.
Настраиваюсь на касание к телу девочки. Медленно пальпирую. Ищу причину.
- Перевернись, пожалуйста, - прошу.
Снова изучаю тело: напряжение и расслабление того, что было когда-то мышцами, натяжение сухожилий, пульсацию артерий, вен, кровеносного треугольника, слушаю дыхание, нюхаю запах тела, выдоха, внимательно осматриваю кожный покров. Касаюсь БАТ смерти и жизни, тут же купирую свои действия. Пробегаю пальцами по "белой линии", смотрю реакции капилляров, жду изменений, ловлю их и тут же прослушиваю ухом основные плотные и полые органы. Отхожу на шаг так, чтобы на тело упал свет из окна, прикрываю девочку, чтобы не замёрзла.
- Пусть полежит, - бросаю матери и выхожу из кабинета, мою руки.
Теперь пора отвлечься: почитать посты, что-нибудь написать самой или просто открыть интересную страницу и ознакомиться с ней. У меня семь минут. За это время надо отсорбироваться от всего.
Через семь минут возвращаюсь, повторяю манипуляции, сравниваю, анализирую.
- Прошу одеваться, - улыбаюсь обеим, - сейчас всё вам расскажу.
Снова выхожу из кабинета, мою руки до локтя, возвращаюсь.
- Дайте мне первые и последние результаты анализов, - прошу мамашу, пока дочь одевается, называю какие нужны.
Лихорадочно находит, подает. Смотрю, сравниваю между собой и с тем, что нашла сама, удовлетворённо киваю и отдаю назад. Жду.
Девочка садится напротив. Смотрю на обеих.
- А теперь прошу Вас обеих вспомнить, с чего начался понос и рассказать мне об этом. Это важно, - предупреждающе смотрю на обеих.
Переглядываются, пожимают друг другу плечами. Наблюдаю из-под ресниц, рисую в журнале записи пациентов очередной цветочек, означающий психосоматику, напротив фамилии.
- Ну, не знаю, - нервно говорит мамаша. - Виолка тогда пришла из школы вся заплаканная. Её учительница по математике отругала и сказала, что не даст ей даже двойки. А Виолеттка, она гуманитарий, ей эта математика совсем в голову не идёт. Вот с того момента и началось... И до сих пор. Я говорила докторам об этом, но, знаете же как оно бывает, они на это внимания не обращают... - слёзы закапали из глаз матери. - За дурочку меня приняли. Поэтому мы и Вам ничего про это не сказали...
Внимательно наблюдаю за обеими.
- Значит так, - говорю, - сначала вы должны закончить полный курс лечения в больнице и у ведущего вас врача, и только потом приходите ко мне. Пока вы проходите курс лечения в другом месте, я не могу браться за вас.
- Почему? - всхлипывает мамаша.
- По двум причинам, - объясняю. - Первая, я не имею ничего общего с официальной медициной и вы это знаете. Вторая, я не вмешиваюсь в курс лечения ведущего доктора до тех пор, пока всё не будет закончено, опять же по двум причинам, чтобы не мешать процессу уже начатого лечения и чтобы не наживать себе врагов в лице медиков.
- А сказать, что у дочери, Вы можете? - спрашивает бледная мамаша.
- Вполне, - улыбаюсь ей. - Ваша дочь здорова. Её состояние это всего лишь эффект длительного нервного стресса. Видимо, учительница перестаралась со своим вниманием к Вашей дочери.

Прошло полгода. Виолеттка вовсю кокетничает с мальчишками, носится на занятия и тренировки, полностью вернула свой вес и не забывает о моих рекомендациях, скрупулёзно их выполняет. Теперь мы с ней видимся один раз в месяц. Для контроля. Ещё через полгода я буду ей не нужна.

...

По поводу рассказа

Четыре дня назад звонит приятельница:
- Слушай, что-то у моей малой живот болит, не переставая, уже неделю. Я ей и таблетки, и массажики, и согревающие примочки, ничего не помогает. Может глянула бы её?
- Дай-ка послушать, как она дышит и пусть скажет, хоть слово.
Затруднённое дыхание, будто мехи сдавлены со всех сторон и не могут растянуться вширь и долготу, измученный болью голос прерывисто говорит:
- Здр-ас-те...
- Отдай трубку маме. Быстро! - командую непререкаемым тоном, а сама перепугалась насмерть.
- Да, это я, - слышу с того конца связи. - Что-нибудь уже знаешь?
- Немедленно в больницу! Даже не разговаривай со мной! Быстро в хирургию! Стань на уши, но малую должны немедленно прооперировать! Немедленно, слышишь?!
- А что у неё? - недоверчиво блеет приятельница.
- Аппендикс! Давай быстрее! - вякаю на неё и отключаю телефон, чтобы не мешать её действиям.
Моя диагностика по телефону не была случайным "тыком". От полутора лет я наблюдала девочку и все симптомы указывали на хронически воспалённый отросток слепой кишки. Предупреждала родню, саму девочку, но бесполезно. Всё оставалось "на круги своя" и дело было только во времени.
Её бы прооперировать планово, но сейчас, в наше современное время, этой роскоши ни для пациента, ни для врача нет. Отговорка - нет денег на плановую операцию аппендицита, делаем только "острых". Это первая проблема. Вторая, это родители, которые всегда всё лучше всех знают и машут рукой на предупреждения, типа, не доводите до греха, сделайте всё вовремя. Третья проблема, это сам ребёнок, который от страха врёт и терпит, лишь бы не попасть в стационар и "под нож". Не буду говорить, что не знаю почему, но такое положение вещей неправильно и я с этим не согласна.
Проходит несколько часов. Звоню. Поднимает трубку мамаша.
- Как малая? Как прошла операция? - спрашиваю совершенно уверенно, что она вняла моим словам и проблема уже не существует.
- какая операция?! - слышу возмущённый вскрик. - Ты что, с ума сошла? Ни о какой операции не может быть и речи! Я дала ей но-шпу и всё прошло! Не выдумывай мне проблем, если не соображаешь, о чём говоришь!
Обалдело отключаю телефон.
- Что случилось? - обеспокоенно спрашивает супруг.
Рассказываю ему, в чём дело.
- Успокойся, - говорит он, - ты сделала, что могла. Это их ребёнок. Они предупреждены. Мы не имеем права вмешиваться.
Он прав.
Долго не могла заснуть в тот вечер, но, наконец, провалилась в сон.
-... нет, спит.. да, делайте, как сказала... - как сквозь туман слышу голос мужа, а проснуться не могу.
Через час срываюсь с постели от того, что сердце бьётся, как сумасшедшее. Тут же раздаётся телефонный звонок.
- Да! - выдыхаю в трубку.
- Она потеряла сознание, - рыдает голос приятельницы.
- Вы в больнице?
- Доомааа...
- Дура! - рявкаю на неё и отключаюсь.
Тут же набираю скорую, объясняю, что происходит, подаю свои данные. Жду.
Час, два, три...
Утром звонят из страховочной компании - получили факс из скорой, об оплате счёта за ложный вызов. Звоню в скорую, представляюсь, задаю закономерный вопрос.
- Родители категорически отказались впустить бригаду домой. сказали, что с ребёнком всё нормально.
- Извините, спасибо за информацию, - и откладываю трубку.
В больницу девочка попала вечером следующего дня. Пока ждала в приёмном покое, сидя рядом с родителями в общей очереди, пока осмотр, опрос молодым специалистом, пока сделали анализы...
Вскрытие показало обширный перитонит.