История вторая: Почти всё
Камни были большие и странные. Лита остановилась возле них, рассматривая знаки на шершавой поверхности - красивые и будто знакомые.
- Одарик...
- Что такое? - удивился Мир, раскладывавший неподалеку на траве их походный обед, - ты можешь прочитать?
- Наверное. Однажды мне попалась книжка по одарику, это язык знаков такой. Я изучала его, и даже ученикам моим показывала - вдруг заинтересует? Но дети больше хотят рисовать, вырезать силуэты, танцевать и петь, чем разглядывать закорючки. Эти очень похожи на одарик… Четыре знака можно прочесть примерно так: «Уходи без печали, отпусти без надежды».
Девушка не удержалась - протянула руку и коснулась ближайшего камня со значком, похожим на лепесток с двумя черенками – «нэнэ», «надежда». И его, и остальные, принятые ею за одарик, могло нарисовать время, а не люди. Вон то пересечение трещин очень напоминает знак «оа» - «жизнь»… Но по-настоящему она не хотела знать ответ на загадку; не важно, время или люди отметили эти камни. Эльфийка поправила юбку, зацепившуюся за росший у камней куст, и вернулась к любимому.
- Садись обедать, - пригласил зеленоглазый, раскладывавший простую снедь на походной скатерти.
Лита еще раз огляделась. Бесконечный простор - весенняя степь, пересеченная тропинками, цветущая, благоуханная, живая, над которой - бесконечное небо. Самое высокое здание в Сиддне - Школа с ее острыми, царапавшими облака башенками, и высочайшие деревья, не мешали видеть небо, но все-таки в городе его не было так много.
Лита присела на траву, обняла колени руками. Очередное путешествие привело их с Миреаном в Дор’ш’амаи - Горькую Степь, чьи сладкие цветочные запахи перебивала иная нотка – отрезвляющего, горьковато-пряного аромата. И то, что она прочла с камня, так же горчило.
- Уходи без печали, отпусти без надежды, - повторила девушка, а Миреан отложил бутерброд с ножом и замер. Он знал о «тихих словах», приходящих к Лите во вспышке внезапного вдохновения, которое его любимая не могла контролировать. Странные и простые фразы прибивались к ней, словно потерянные дети, и как детям, она не могла отказать словам, хотя не знала, зачем они, для кого. Просто сила их требования, сила жажды, желания прозвучать была отчаянной. А крайнее отчаяние – пусть даже и слов – невыносимо. Миреан понимал, как легко спугнуть вдохновение и старался не помешать, даже дыхание затаил. Лита улыбнулась – как хорошо, когда тебя понимают и ничего не нужно объяснять.
Она, наконец, решилась выпустить то, что звучало в ней:
- Мы не знаем, что будет,
И не помним, что было
Наше прошлое - с нами,
Но сгорело, остыло.
Пережитого дети,
Мы мудрее не стали.
Научится так трудно
Отпускать без печали.
Уходить без надежды,
Не тревожа былого,
Помня первое чувство
И последнее слово,
Но не строить на прошлом
Новых дней равелины,
Не придумывать правду
Ради веской причины.
И конечно, все просто,
Эти нити не рвутся.
Все находки-потери
С нами, в нас остаются,
И спасибо, что были.
Мы же путь продолжаем,
Отпустив без печали
Все, что помним и знаем.
Последнее слово оставило на губах привкус, похожий на горьковатое благоухание степи.
- Для кого это? – спросил Миреан, - ты знаешь?
- Не знаю, как и всегда. Может, для тебя?
- Для меня сейчас – немного вкусной еды и приятная компания, - Миреан снова взялся за бутерброды. Неделя в пути; его растрепанная темная шевелюра отчаянно хвалилась перед всем миром застрявшими в ней травяными былинками. Наверняка и она сама слегка лохмата, но разве это важно? Любимый рядом; видит ли он, что ее рыжие волосы выцвели на солнце? Замечает ли, что кожа обветрена? Наверное, да. Но если любишь – любишь и чудесное, и обыденное, и недостатки, и достоинства…
- Если бы ты записывала «тихие слова», то давным-давно набралось бы на толстую книжку, - шутливо заметил он.
- Я не могу, - привычно ответила она – Миреан не в первый раз предлагал записывать перенести на бумагу ее слова-сироты. – Наверное, это значит, что не хочу. И причину не знаю. Разве что как в стихах в этом нет никакой ценности.
- Тут мне придется согласиться с учителем - улыбнулся он, - ведь искусство слова ты тоже иногда преподаешь. Но я бы все-таки попробовал и посмотрел, что получится.
...Ее уроки – Добрые умения и увлечения - не были обязательными в Школе, и учительницу легко отпускали надолго. Когда Мир, не разделяющий ее тоски по путешествиям, но понимающий ее, предложил съездить в соседний город, а лучше - на соседний континент, она согласилась. Их было уже семь, таких путешествий, а это - восьмое.
Риннт, столица одного из трех государств на фрисском континенте стала целью первого странствия. Туда они добирались из Сиддны то на повозках, то пешком, по лоцман-карте, сделанной для Миреана его другом-магом. Карта оказалась надежной. Она довела их до Риннта, и к Гиссере, Тенному морю, именно там, где находилась знаменитая раскопками Калангея, а позже привела в Афарн, с его храмами и богами, безумной торговлей и горячим ветром. Каждый город был прекрасен по-своему. Каждый - как яркий кусочек мозаики, и все они ложились на полотно мироощущения путешественников.
Риннт показался им слишком большим и кричащим о собственном величии каждым зданием, любой из тридцати двух триумфальных арок. Афарн - золотисто-зеленый, шумный, яркий. Фрески на стенах, множество культов - Троих, Матери Богов и Людей, Богини Путей, Бога Который Эхо-из-глубин - служители которых мирно сосуществовали в Афарне. Мощеные камнем дорожки и тротуары, зеленые крыши… Гиссера, великое море - темное, пенное, опасное. Истерзанный волнами каменистый берег - как саркастическая усмешка. Ракушка, одна-единственная, зато – зеленовато-перламутровая причудливая и прекрасная. Лита взяла ее с берега, а Мир нашел там старый ржавый нож. От него не было толку, но упрямый эльф счистил ржавчину, наточил нож и брал его с собой в каждое путешествие.
Улиханна, тихая и скромная, дома из песчаного кирпича, но зайди внутрь - ковры, шелковые драпировки и прекрасные люди.
Порушенная Калангея… Половина города - живописные руины, спрятанные в зелени или свободные от нее. Темноволосые и темнокожие жители, низкорослые, но смелые и гордые. Несколько сотен лет назад они предпочли разрушить половину города, чтобы сохранить вторую...
- Пойдем дальше? - спросил Миреан, когда Лита доела третий бутерброд и призналась, что хочет еще, но больше просто некуда. Зеленоглазый всегда ухитрялся приготовить что-то потрясающе вкусное из самых простых продуктов.
- Конечно, если карта не врет, то город недалеко, - Лита встала с травы, помогла собрать не съеденное обратно в сумку. Камни со знаками притягивали ее взгляд - словно просили подойти и коснуться их снова.
...Сон был таким же странным, как и Камни.
Кто-то спросил: «Чего ты хочешь?» И она ответила: «Путешествовать по мирам».
«Я не даю ничего нового, - предупредил ее неведомый собеседник, - только расширяю границы возможностей» - «Хорошо, - во сне согласилась Лита. И тот же незнакомый голос произнес: «Есть мир по имени Шиара, там вершины у черных гор – сверкающие белизной острия, небо цвета светлого изумруда и синий ветер…»
И Лита поняла, что этот мир – рядом, что она может до него дотянуться…
Проснулась она немного растерянная, помнящая сон до мелких подробностей, до интонации голоса говорившего с ней и первое, что она произнесла вслух была фраза о мире Шиара. От этого имени душа всколыхнулась, как море во время прилива, неожиданным волнением и тоской.
В костре, разведенном проснувшимся раньше нее Миреаном, что-то замерцало, радужно, многоцветно. Словно в самом центре костра переливался драгоценный камень.
- Черные горы и синий ветер… Ты видела этот мир во сне? – спросил эльф, ничего не замечая. – А мне снилась Оранжерея.
Всего несколько слов – но сколько в них тоски по дому и любимому делу. Какое-то время Лита была достаточно безжалостна, чтобы не замечать их. Но сейчас она встала и протянула руку любимому:
- Пойдем. Пойдем домой.
В этом было слишком мало желания вернуться, наверное, поэтому случилось иначе: перед ней поднялся из огня портал, сияя радужным цветом, с острыми лепестками. Через миг они раскрылись, разошлись в стороны, давая видеть кусочек сказки – изумрудное небо, острые зубцы черных гор, маленькое солнце, две золотистых луны рядом с ним. Все это было так близко – стоило протянуть руку или сделать шаг, войти в новый мир, где синий ветер. Вот туда она хотела, отчаянно и страстно, в тот мир, а не домой.
Костер погас, потушенный радужной магией портала. Лита была уверена, что другой мир - не иллюзия: необычный, нездешний запах и звуки с той стороны портала касались ее обоняния и слуха. Запах мира Шиара и голоса его птиц.
И любимый тоже все понял, может, даже больше чем она сама.
- Ты пойдешь? – спросил он, не тратя слов на то, чтобы узнать, как и почему такое вдруг стало возможным – взять и пойти.
Лита оторвала взгляд от чудесного видения нового мира и поглядела на Миреана. Она могла уйти, но тогда он останется один и должен будет возвращаться домой в одиночестве. Когда рядом тот, кто тебе дорог – выбор еще проще.
- Не сейчас, - сказала она, и подумала о доме.
Картинка меж лепестков цветка-портала изменилась, показав им одну из улиц Сиддны и любимую Оранжерею Миреана. Девушка взяла его за руку и шагнула в портал, оставляя в степи погасший костер.
И когда все оказалось именно так как и было обещано – голосом во сне и этим порталом, доставившим их обоих к дверям Оранжереи, - она, наконец поняла, что для нее больше нет границ и полурастерянно-полувосхищенно выдохнула свое любимое присловье:
- Сто солнц моей тени…
Миреан выпустил ее руку.
- Теперь ты сможешь исполнить свою мечту, любимая, - сказал зеленоглазый эльф, который никогда не был провидцем. Он всё угадал. Или почти всё.
Из «Путёвника» Литы:
«Потом я смогла еще раз поговорить с тем, кто изменил мою магию Красоты, чтобы я смогла путешествовать по мирам. Зовущий – так он сказал о себе, не называя имени. В тот раз я уже не спала. Камни с одариком и тихие слова, в которых нет ни капли магии, совсем ни причем, Зовущего привело ко мне мое собственное, слишком сильное желание. Выходит путаница с именем, ведь зовущие - это те, кто зовут, а не приходящие на зов. Он объяснил главное: в путешествие со мной сможет отправиться лишь тот, кто в родном мире исполнил все что мог и хотел, тот, кого ничто там не держит. Но есть ли такие?
Мириан - домосед и любит Сиддну больше всех городов, которые мы видели с ним. И я не стала проверять, так ли это, не дала себе воли надеяться, что он сумеет разделить мой путь. Попросила бы у Зовущего расширить и его возможности, но любимый не нуждается в этом, ведь у него и так есть все, что нужно. Миреан останется, я уйду.
Директор Школы, как всегда, легко дал мне отпуск, но спросил, вернусь ли. Я удивилась – мысль, что можно не вернуться, остаться жить в чужом мире, не приходила мне в голову и ответила что вернусь, но, наверное, не скоро.
На моем последнем уроке, - я сказала детям, что он последний - было пятеро учеников: Даннери, новенькая девочка-эльф Гайна, два человеческих малыша и медвежонок - оборотень. Угрюмый малыш, к которому мне с трудом удалось подобрать подход, чтобы он перестал дичиться и почувствовал себя уютно. Родители мальчика недавно переехали в Сиддну и сами были полудикими, но все же привели Аели в школу.
В середине урока я подошла посмотреть, что рисует Даннери. На его картине был мир, другой мир - сиреневая трава, в облаках - птицы похожие на чудесные веера, мягкое оранжево-розовое солнце.
- Как красиво! - вырвалось у меня. Нельзя слишком хвалить учеников, но ведь немного - можно?
- Он называется Вир-ан-Кай, третий мир Золотой Ветви.
Краем глаза я заметила, что остальные бросили свои занятия. Нет, Гайна продолжала еще что-то плести из цветных веревочек, но вся обратилась в слух. Риян и Ниска, что строили башню из цветных деревянных кирпичиков, и Аели-медвежонок изредка подававший им «строительный материал»… Все ученики любили истории Даннери, а мальчик умел не только рисовать, но и рассказывать о нарисованном.
- А что такое Золотая Ветвь? - спросила я вниманием и заинтересованностью.
- Это несколько миров связанных между собой... - мальчик отложил кисть, его лицо вдохновенно сияло, - там правит Рыжая Королева, Тира, можно встретить пятнистого единорога и попросить у него подарок…
Дети слушали, затаив дыхание, и я тоже. Мальчик рассказывал – о мирах Ветви и о других. И я знала теперь, куда хочу попасть. А потом он достал блокнот и показал мне три рисунка.
Лица. Никогда не видела, чтобы Даннери рисовал лица. Только я почему-то не могла сосредоточить на них взгляд, как следует рассмотреть и описать.
- Возьмите с собой, - попросил художник, вырвал лист и протянул его мне. Он не стал рассказывать их историю.
- А кто они? - спросила я, беря листочек.
- Не знаю, но мне кажется, они важны.
Я еще раз посмотрела рисунки и свернула листок и спрятала его в карман. Может потом лица нарисованных людей станут четче, яснее и я смогу их разглядеть.
- Спасибо тебе.
Мальчик искоса посмотрел на меня и кивнул с достоинством взрослого. С этого взгляда началась по-настоящему моя Дорога...»
