РАССКАЗ № 1
По бурому небу с головокружительной скоростью неслись ядовито зеленые клубы, смешанные с обломками, с поверхности самые крупные без труда накрывались ладонью, однако сидящий на капоте роскошного автомобиля человек знал: это раскалываются титанические здания и засасываются смерчем. Нарушения в молекулярных связях и гравитации почему-то коснулись в первую очередь бетона, и по всей планете от тысячеэтажных небоскребов отрывались, сначала не спеша, величественно взмывая, куски, временами в добрую половину строения, плыли ввысь, стремительно набирая скорость, закручиваясь по часовой стрелке, чтобы слиться с небесным мусорным океаном, вливающимся в зенит, словно в циклопическую воронку, протянувшуюся к дряхлому светилу. Предметы и постройки из иных материалов левитировали гораздо реже и с меньшей охотой, однако всё равно отравленный воздух был наполнен техникой, осколками витрин, скамейками, скульптурами, предметами человеческого быта… Пройдет какое-то время, и этот процесс обретет всё ускоряющуюся, необратимую стремительность, сама поверхность начнет отслаиваться пластами и пожрется ненасытным хоботом. А потом… Наступит тишина. Ибо ничего больше не станет.
Человек вздохнул и оторвал взгляд от картины апокалипсиса. Высокий, худой, в комбинезоне синтетической ткани, серокожий, с изборожденным морщинами бугристым лицом. Его голубые глаза под бровями, похожими на клочки мха, были широко распахнуты. Рот с запекшимися губами криво приоткрылся и в нем виднелся темный язык. Зеленоватый газ тек мимо, не тревожимый дыханием человека. Он в нем не нуждался.
Многие назвали бы его богом. И многие называли. Наверное, так оно и было, так как удовлетворяло всем смыслам этого слова. Раньше он носил бесчисленное множество имен и титулов, пока не потерял смысл обращать внимания. Невозможно удержать в памяти цепь имен, как историю мира с момента большого взрыва. Особенно теперь, когда созданная его разумом вселенная прекращала существовать. Он устал. И хотел всё забыть. Забыться.
На лоб упала капля. Человек без имени автоматически поднял ладонь и стер с кожи кислотную каплю. Заморосил дождь. Какой абсурд – каждый кусок твердой материи норовит вознестись к небосводу, одна мятежная жидкость упрямо стремится к корням, словно снова желая слиться в моря и реки, исчезнувшие в разгар технического прогресса. Краска на автомобиле сворачивалась лохмотьями, отваливалась, обнажая металл, тут же корродирующий ржавыми хлопьями. Человек закрыл глаза. Ему стало жутко.
Что делать теперь? Все старания пошли прахом. Миллионы, да что там – миллиарды! – лет привели к разочарованию, тоске, которой не знало мироздание. А кто виноват, кроме него самого? И разве может существо, даже с его необъятным всесилием, уследить за всем, за каждой мелочью, из которых и сплетается порочное вервие распада? Вот чего не учли те, преклоняющиеся пред ним, мня творцом всего сущего. Один разум не в состоянии вынести бремени эпох, нанизанных бусинами на нить времени.
Человек встал, почувствовав, как механический остов подался под его весом. Не поднимая век, уселся, подобрав под себя ноги, прямо на сырой асфальт. И вспоминал.
Сколько раз он сходил с ума, накрываемый тяжким, злым, беспощадным мраком, растворяющим Я и заключающим в мучения ада? Тысячелетия проходили, и пелена спадала, выбрасывая его посреди хаоса, с обнаженным мечом в руках, окруженного беснующимися ордами, восхваляющими вождя? Или когда он просыпался в раздирающем голову похмелье, в центре невообразимой вакханалии? Сон разума бога порождал войны между солнечными системами, растлевал цивилизации, заражал помешательством, топил в крови, похоти, голоде, болезнях. И тогда он клял себя, в раскаянии облекался в белоснежные сияющие одежды, крылья лучезарного ангела и примирял враждующих, исцелял хворых и калек, насыщал умирающих от голода. Приходил золотой век, эра процветания и счастья. Поэты в тогах слагали оды творцу, златокудрые смеющиеся девы приносили на мраморные алтари охапки колосьев. Он исцелялся и прощал себя, усталый, но довольный. Начинал верить, что изменил природу своих созданий, вытравил из них злобу добром. И уходил в высшие сферы, наслаждаясь заслуженным покоем и благостными раздумьями. Но он ошибался. Каждый бесконечный раз. Натура, ЕГО натура, которой он наделял каждую тварь, была неизбывна. Сначала он должен был преобразиться сам, и он верил, что у него получалось стать незамутненным порчей, однако каждое возвращение представало отчаянием. Человечество, идя по заветам своего бога, успевало пресытиться хлебом, песнями и любовью к ближнему. От скуки в моду входили пьянство, разврат и жестокие игрища. Рабство и завоевания становились основой политики. Орала бросались в пыль, в горнилах кузниц ревело пламя, плавя сталь на стволы лазерных орудий. Слишком сильный удар даже для психики бога. Люди не знали также и того, что он не всемогущ. Одна пара рук, даже божественных, слишком слаба, чтобы в мгновение изменить мир. Особенно если бог потерял веру в себя и смысл исправлять бытие. Круг замыкался. Снова. Тогда он жаждал стать слабым, отказаться от мощи, перестать отвечать за происходящее. Превратиться в пыль, потерять память начисто. Убить себя. Он пробовал. Бессчетное множество раз.
Размежив веки, он посмотрел на правую руку. Ногти на ней удлинились, острые, как стилеты. Ими он провел по левому запястью, нажимая до вспухающих на лбу жил. Из порезов выступило что-то черное, как деготь, тут же забурлившее. Через секунду жижа испарилась, явив взору нетронутую кожу. Он безнадежно усмехнулся, убедился, что вокруг творится прежний хаос, и опять зажмурился.

Он не знал, почему такой. Кто создал его самого. И почему в начале пути он выглядел, как прекрасный юноша, теперь же одряхлел, согнулся? Я перестал быть молодым внутри, очерствел душой, сдался. Возможно ли, что рано или поздно кончина настигнет и его? Ответа не было. И увядание собственного тела тяготило не меньше, чем гибель вселенной.
В один прекрасный момент, стремительно мчась широкой дорогой технического развития, раса людей распространилась практически до границ вселенной. Он не мог найти в себе воли вмешиваться, молча наблюдал, последними крохами упования веря в благоразумие человечества, вставшего на грань самоубийства во всеобщем масштабе, постигшего тайны мироздания до такой степени, что неловким движением мог разорвать саму ткань, скрепляющую существующее. Ведь он же сам ужасался подобного исхода! Почему люди должны были страшиться меньше? Но он недооценил их. Наверное, критическая масса алчности разрушения уже несла в себе цепную неостановимую реакцию. И однажды заряды, при взрыве сворачивающие пространство в области мегапарсеков, покинули склады, были доставлены к пусковым установкам, помещены в стартовые камеры. Приказы с обеих сторон даны, кнопки нажаты. Нагнетатели антигравитационных двигателей моментально разогнали снаряды много выше скорости света. Тогда он, бог, не поверил в начало последней войны без победителя. Иначе попытался бы остановить несущуюся роями смерть от каждой ненавидящей мнимого врага стороны к другой. Люди, как и слепивший их, оказались глупы и самонадеянны. И вселенная взорвалась, рушась вглубь себя.
Разумеется, он выжил, попав в эпицентр. Как и ранее оставался цел, оказываясь в сверхмассивных черных дырах во время путешествий. И знал, что плоть от плоти его, разум от разума, навсегда распорядилась своей судьбой, что больше не будет расцветов и угасаний, как не будет галактик, звезд, планет, пространства и времени. Истекали последние часы, пока можно сказать: что-то ЕСТЬ. А дальше… будет только он один. Насчет этого он не сомневался. Небытие слишком желанная роскошь, чтобы быть подаренной ему. Он – единственный, кто виноват во всем.
Я могу уйти, прекратить агонию обломка силиката, на котором сижу. Слишком горьки эти длящиеся конвульсии косной материи… но я боюсь оказаться в пустоте. Что мне тогда делать? Ничто так не страшит, как ты сам, наедине с самим собой, старым, согбенным божком, перед лицом промахов и невозможностью их искупить.
Что будет, когда мир схлопнется, слившись в точку? Он вдруг задумался, не отвлекаясь более на становление сущего руинами.
Сначала не было ничего. А потом…Что случилось дальше?
Так напряженно он никогда не мыслил и не вспоминал. Да и можно ли памятью пронзить всё время, что прошло с начала первого…
Слова!
Вначале было слово!
Он вспомнил. Рождение в этом мире. Да, именно рождение! И неважно, что и до этого мира он существовал, но в этом мире он РОДИЛСЯ впервые!
Он почувствовал, как новая надежда живительной струей вливается в него, крепнет, окрыляя уверенностью. Улыбка родилась на его жестких губах, тронув морщины возле голубых глаз. И когда остатки мертвого мира вместе с ним поглотил коллапсар, он словно на мановение ока потерял сознание.
Повсюду, насколько хватало взора, расстилалось нетронутое, девственное ничто.
Лишенный сомнений, не ведающий разочарований, он висел посреди пустоты, замершей в предвкушении великого события. Ангел с белоснежным оперением, юный и прекрасный. Его глаза смеялись. А потом он произнес:
- Да будет свет.

________________________________________________________________________________________

РАССКАЗ №2
Есть разные таланты, разные дарования. Кому-то суждено видеть насквозь суть каждого предмета - он сможет стать учёным, кто-то легко ощущает гармонию звуков - и станет музыкантом.
А кому-то дана простая, но такая трудная способность - выживать, несмотря ни на что. Такие люди способны вести за собой товарищей в любой переделке, ценятся в любом опасном приключении.
Но благословение может в один момент превратиться в проклятие...

* * *
Горячий камень...
Плавящийся песок...
Город под огненным небом...
Тому из нас, кто пришёл бы сюда впервые, он показался бы счастливым и безмятежным местом. Но я знал - всего неделю назад здесь всё было иначе.
Всего неделю назад, за день до того, как сюда обрушился кулак армии магов...
Их колдовство накрыло весь город в один удар, лишь немногие успели сделать хоть что-то. Всё же здесь не столица, где есть множество первоклассных колдунов, способных дать отпор натиску врага.
Я помню этот момент, помню, как будто это было только что. Чёрный круг, накрывший всех нас, прошедший сквозь разум каждого...
В городе не осталось никого - кроме меня и тех, кто стал преданными слугами магов. Внешне они всё те же, и на первый взгляд ничего не поменялось. Только глаза прохожих стали пустыми, движения - безвольными, а изредка вспыхивающая агрессия друг к другу - короткой и почти незаметной, словно огонь на мокрых поленьях.
Каждый шаг давался мне с болью. Я смотрел на их лица, на их руки, смотрел и не мог понять: зачем это магам? Почему они не могли просто убить нас? Почему они вообще идут на нас? Зачем им эта война?
Ведь мы - не те враги всему живому, какими нас рисуют слухи...
Зачем я выжил? Ведь они мертвы - все те, кого я сейчас вижу из бывших товарищей, противников, друзей и соперников... Они всё ещё ходят, общаются, в кафе можно даже нарваться на драку, а в театре - посмотреть почти самое настоящее представление. Но всё это - мёртвое. Огонь ушёл отсюда, ушёл, наверное, навсегда - лишь во мне горит одна искра.
Зачем? Зачем всё это?
Повернувшись к стене, я уткнулся в неё лицом. Не видеть, не слышать, не чувствовать... Забыть... Остаться никем и ничем среди пустоты...
Но нет... Я не смогу так. Я могу выжить, и я должен выжить, несмотря ни на что.
Выжить? Зачем? Кому я здесь нужен? Им - не нужен. Им уже не нужен никто - даже они сами.
А, с другой стороны, зачем искать смысл? Раз я жив - значит, надо радоваться тому, что я ещё могу вдыхать с удовольствием запах горячего воздуха, смотреть на игру фонтанов на центральной площади, чувствовать кожей каждое прикосновение к дороге...
Что ж, раз так - я иду. Город, помни - пока в тебе горит хоть одна искра, ты не погибнешь, пусть даже я и останусь в тебе одиноким!
Твёрдые шаги, уверенный взгляд, а внутри - стремление жить дальше. Жить, несмотря ни на какое несчастье. Я шёл к центру, к месту, где осталось лежать упавшее на город оружие магов - артефакт, который и создал тот чёрный круг.
Зачем? А кто сказал, что надо знать, зачем ты что-то делаешь? Достаточно того, что дело, которым я занялся, позволяет мне получать удовольствие от того, что я всё же остался жив...

* * *
Вот она - сфера, связывающая нас с магами, подчиняющая себе всех, кто недостаточно силён, чтобы противостоять. Так они и занимают города. Теперь никто из нас не сможет сопротивляться будущему вторжению...
Никто?
Внезапная мысль пронзила мой разум.
Никто, говорите?
Ярость закипала в моей крови так, как будто туда плеснули чистой лавы. Руки словно бы сами шарили вокруг, ища, кому бы вцепиться в горло. Да, я один, а магов сюда прилетит целый корабль - одному, даже самому могущественному, не хватит сил, чтобы стереть с лица земли весь город. Но я - не их слуга, и я буду бороться, даже если это будет стоить мне остатков жизни.
Не жаль! После того, что они сотворили, - не жаль!
Решимость - сильнейшее оружие против страха и скорби. Теперь я знал, чего мне ждать. А ждать, как мы видели по другим городам, оставалось не так и много. Неделя, максимум - десять дней, и маги садились. Десяток Дестроеров - специалистов по разрушению - сносил до основания город и уничтожал всех, кто оставался там, а затем они улетали вместе с артефактом.
Наверное, мне стоило бы уйти и не гибнуть вместе со всеми. Но я решил отстоять наш город. Пусть эти чародеи увидят, что мы так просто не сдаёмся!

* * *
Рёв двигателей заглушал бы все прочие разговоры, если бы в корабле люди ходили без шлемов. К счастью, эта проблема искусными мастерами магического и технического искусства уже давно была решена - переговариваться можно было совершенно свободно, при этом полностью контролируя полёт.
- Первый пилот, доложите, что видите?
- Цель под нами!
- Второй пилот?
- Подтверждаю, цель под нами, к сбросу готовы!
- Десант, готовьтесь!
Дёрнув за рычаг, капитан отсоединил кабину с десантниками. Корабль же круто ушёл вверх, зависнув высоко над городом.

* * *
Они спускаются... Что ж, я постараюсь показать им хоть что-то из того, чему я научился. Успеть показать, прежде чем меня сотрут в пыль.
- Дестроеры, на выход! - прозвучала команда из открывшейся на лету двери капсулы. Буквально в считанные секунды они высыпались оттуда, на магическом вихре спускаясь вниз, как иные люди на парашюте.
Сейчас - или никогда!
Собрав все силы, я ударил вверх, по десантникам.
Взрыв энергии, грянувший над моей головой, разметал воздушные потоки, и двое магов упали с высоты. Ещё один успел сгруппироваться, перекатился по земле, вскочил, выхватив жезл. Остальные вновь подняли ураган под ногами, и мне пришлось отбежать, чтобы не быть сбитым с ног. Сконцентрировать энергию, нацелиться - и второй удар. Огонь, вспыхнувший в воздухе, сожрал на месте двоих бойцов - тех, кто не успел закрыться; остальные, взмахнув жезлами, окружили себя потоком воды, погасившим пламя.
- Чёрт возьми, Бёрн! Как он смог?! Подавитель не оставляет шанса на свободу воли!
- А какая нам разница? Сметём его вместе со всеми!
Маги приземлились кольцом вокруг своего артефакта, вскинули жезлы и в один голос выкрикнули:
- Экзорцизм! Инферно! Святая Мощь!
Волна огня и света поднялась над их головами, готовясь захлестнуть весь город - и испепелить меня даже раньше, чем всех тех, кто остался куклой в их руках...
Нет! Я не готов отступить, я дорого продам свою жизнь!
Нырнув вперёд, я проскочил между двумя магами. Подавитель лежал передо мной, а Дестроеры всё вливали и вливали энергию в своё заклинание...
Коснуться сферы...
Импульс силы...
Ярость, захлестнувшая разум...
Словно бы взрыв раздался внутри. Огонь, таившийся во мне, теплившийся невзрачной искрой, выплеснулся наружу, сочась через каждый миллиметр кожи, обволакивая сферу, сжигая её барьеры. Долгая секунда - и мощь, собранная в артефакте, вырвалась на волю, сметая всё волной, куда как более сильной, чем та, которую плели маги...

- Что там такое?
- Не пойму... Кажется, наши взорвали город...
- Да, но где они?
- Не могу понять... Бёрн, приём! Бёрн! Вы закончили операцию?
Но Бёрн молчал - ведь пепел не умеет говорить...
- Возвращаемся... - тихо произнёс один из магов. - Я понимаю, что означает такой финал нашей миссии. И если и теперь наш король продолжит своё кровопролитие - я первый обвиню его в безумии...
Его товарищи молчали. Молчали, пока двигатели гнали транспорт всё дальше и дальше от места трагедии, молчали и тогда, когда корабль, пройдя через барьер, стал спускаться на посадочную площадку. Им нечего было сказать - оставалось только безмолвно согласиться.