Приручая креативность Спрос на креативность в наши дни очень велик. Так нельзя ли «приручить» ее, заставив на нас работать?
Присмотримся к работам ученых, стремящихся понять природу творчества. Начнем с банального утверждения, что творческие идеи зарождаются в голове человека. Но где именно? Может быть, один из отделов мозга ответствен за них?
Томографические исследования свидетельствуют, что в нашем мозге нет четко выраженного «центра творчества». Зато, такие исследования выявили другую любопытную деталь. Мозг перед появлением неожиданной идеи немного сбавляет обороты — словно «готовится к прыжку». Получается, что в одном темпе мы думаем, выполняя привычные задачи, а в другом — находим решение сложной проблемы, мучившей нас. В этот момент в головном мозге распространяются альфа-волны частотой 10—12 герц. Примерно то же наблюдается, когда человека просят сесть, расслабиться, закрыть глаза, и он погружается в полудрему. Вот тогда с ним и начинают «говорить боги». Но тут важен опыт мышления!
В эксперименте австрийского психолога Андреаса Финка участвовали две группы добровольцев. Одну составили опытные хореографы, вторую — люди, далекие от мира танго и румбы. Тех и других просили придумать необычный танец. Первые справились с заданием без труда. Они спокойно обдумывали движения танцоров, в то время как приборы фиксировали альфа-волны, медленно прокатывавшиеся по их мозгу. Участники из второй группы буквально «пыжились», пытаясь что-то вообразить; их мозг лихорадочно работал, а результат не впечатлял. Из этого следует, что творческие идеи — это удел прежде всего профессионалов, которые досконально знают свое дело и потому легко находят оригинальные решения.
Психологи, занятые проблемами творчества, рекомендуют на время отступиться от задачи, которая не дается вам. Перестать размышлять. Успокоиться. Заняться чем-то посторонним. Покормить рыбок в аквариуме. Поиграть компьютерной мышкой. А потом подняться с дивана и все понять!
Инкубационный период может длиться в экспериментах часами, а в жизни — годами! Решение приходит внезапно, порой когда мы совсем этого не ждем. Генетик Джеймс Уотсон впервые представил себе двойную спираль ДНК, вволю наигравшись в теннис на корте Кембриджского университета. Дмитрий Менделеев увидел во сне свою Периодическую таблицу. Прозрение пришло во сне и к австрийскому физиологу Отто Леви, открывшему химическую природу передачи нервных возбуждений (Нобелевская премия 1936 года).
Подлинное творчество невозможно без таких «передышек», когда в нашем мозгу бессознательно осмысливается информация, которую мы накопили, и формируются новые нейрональные сети.
Новые идеи не рождаются на заказ. Вначале, мы погружаемся почти в бессознательное состояние, как будто небо затягивается облаками. Потом молния, свет и гром. Сознание вдруг рассекает странная идея. Мы удивляемся тому, как раньше этого не придумали! Вот оно, озарение!
После этого включается интеллект. Надо обдумать блеснувшую в голове идею. Понять, насколько она ценна. А вдруг это ошибка? Найденное решение часто оказывается не совсем продуманным. Его надо подправить, но это уже дело техники.
Вообще же интеллект... не самое важное в творчестве. Еще в 1960-е годы ученые впервые исследовали его влияние на творческие способности. Выявилась любопытная вещь. Вплоть до IQ, равного 120, связь была очевидной. Дальше такой строгой корреляции не просматривалось. Этот вывод подтверждался впоследствии не раз.
«Похоже, если отбирать людей, руководствуясь лишь показателем их IQ, то они не будут так уж блистать оригинальностью своего мышления», — удивленно признают психологи. Избыток ума сковывает, внушает чувство собственной непогрешимости, не дает создать что-то действительно новое. Нет «царской дороги» к величию. Учеными, как и писателями, часто движет «энергия заблуждения, о которой любил говаривать Виктор Шкловский. «Путь путника, который ищет дороги в неведомое, много раз проходит по одной и той же земле, находит собственные следы, это его энергия заблуждения. <...> И есть <...> надежда, искра надежды, что энергия заблуждения будет радостью открытия».
Среди творческих натур и впрямь не так часто встречаются люди с коэффициентом интеллекта выше 120 баллов. Вундеркиндами их не назовешь. Подчас на них не обращали особого внимания в детстве — разве что родители верили в то, что из их ребенка непременно что-то получится или отдельные учителя угадывали в нем необычайные способности. Зато подобные дети привыкали добиваться успеха, когда, казалось, все против них. Вывод прост: одних природных задатков недостаточно. Что еще нужно для творчества? Как не зарыть свой талант в землю?
И этот вывод покажется банальным, но его правоту подтверждают исследователи. Надо учиться! Возьмем, к примеру, Билла Гейтса. История о том, как он бросил университет, так и не получив диплома, известна многим. И часто вдохновляет молодых людей пренебрегать учебой, потому что «миллиардером можно стать и без этого». Но у всякой Life story есть своя преамбула.
В школе Гейтс блистал на уроках математики, а в тринадцать лет увлекся программированием. Его родители постарались «придать огранку» этому природному дарованию. Седьмой класс он начал уже не в государственной школе, а в частной, где основал компьютерный клуб. Вскоре стал подрабатывать программистом в фирме, которой руководила мать одного из учеников, а затем — и в вычислительном центре местного университета. Тогда, в конце 1960-х годов, для молодого компьютерщика открывалась одна возможность за другой. Грешно было этим не воспользоваться. Он предпочел разрабатывать новую технологию вместо того, чтобы тратить время на усвоение чужого опыта.
И вот уже биография Гейтса, если ее проштудировать, становится не апологией тезиса «Знания не нужны, выручат лишь предприимчивость и напор — без этого не разбогатеть», а веским доводом в пользу противоположного подхода к воспитанию: «Важно с раннего детства обучать ребенка так, чтобы он намного опережал своих сверстников. Это позволит ему вовремя раскрыть свой талант — и, эксплуатируя его, добиваться успехов». В наше время кружки юных музыкантов и шахматистов, математиков и биологов принимают в свои ряды детей уже дошкольного возраста. Ребенку надо как можно раньше увлечься любимым делом.
Американский журналист Малкольм Гладуэлл в своем бестселлере «Гении и аутсайдеры. Почему одним все, а другим ничего?» обратил внимание на то, что на людей, добивающихся успеха в творчестве, будь то научном или художественном, неизменно распространяется правило «10 тысяч часов».
Оно восходит к работе шведского психолога Андерса Эрик-сона и его немецких коллег Ральфа Крампе и Клеменса Теш-Ремера. В 1990-е годы они тестировали молодых скрипачей, в итоге разделив их на три группы: будущие звезды (их ждала блестящая сольная карьера), музыканты, которым придется выступать в симфоническом оркестре, и те, чьи амбиции ограничатся преподаванием музыки. Что же стало критерием? Только лишь природный талант? Оказалось, что судьбу молодых людей предопределил труд. «Звезды» вспыхивали раньше других детей — и больше их занимались музыкой. К двадцати годам они успевали провести со скрипкой в руках свыше 10 тысяч часов, накопив огромный «опыт работы по специальности» в том возрасте, когда многие только выбирают, чем заняться в жизни.
В своей книге Гладуэлл показал, что правило «10 тысяч часов» действует в любых сферах творчества. Без систематической, упорной работы ничего не добиться, пусть даже ребенка «поцеловал Бог». Зато справедливо обратное. Если малыш талантлив, если он очень много занимается и вдобавок ему повезет, то он станет мастером своего дела, добьется успеха в жизни — успеха в том смысле, какой вкладывают в это слово в культурном обществе.
Нельзя давать себе поблажки, в то время как другие могут лежать на диване, смотреть телевизор. Нет! Только труд. Каждый день, каждую неделю, каждый год. Лишь строгая самодисциплина позволит преодолеть барьер, отделяющий способного школьника от состоявшегося мастера.
Еще одно наблюдение. «Ученики из Южной Кореи, Японии, Тайваня или Гонконга добиваются куда больших успехов в математике, чем европейцы. Этому давно ищут объяснение. Я думаю, что разгадка кроется в настрое азиатских школьников, их настойчивости. Они твердо верят, что все сложится хорошо, если они будут упорно работать, — отмечает Гладуэлл. — На Западе же дети чаще всего думают, что математике могут научиться лишь те, у кого есть врожденные способности».
Итак, чтобы добиваться творческих успехов, подчеркивают исследователи, надо быть не «гением, говорящим с богами», а «личностью». Но что вкладывается в это понятие?
Широкую известность на Западе получила книга «Креативность» американского психолога Михая Чиксентмихайи. Представленный в ней анализ биографий известных людей позволяет выявить личностные характеристики, которые помогли им в жизни. Вот эти качества: свобода и гибкость мышления, нонконформизм, независимое поведение, широкий диапазон интересов, любопытство ко всему новому, необычному, всегдашняя готовность к риску.
Творческие люди обладают поразительной энергетикой, но в то же время умеют держать себя в руках, сохранять спокойствие и некоторую расслабленность. Их энергичность не имеет ничего общего с нервозностью. Железная дисциплина сочетается в них с детской непосредственностью, чувство долга — с готовностью нарушить любые каноны. Они по своей природе — бунтари, но прежде чем ниспровергать традиции в той сфере, которую избрали, тщательно и глубоко изучают сделанное предшественниками.
Честолюбие причудливо уживается в них со скромностью. Они, скорее, кажутся приземленными упрямцами, чем неистовыми мечтателями. Скептично относятся к себе вместо того, чтобы самозабвенно гордиться. Одиноким умствованиям они предпочитают разговоры с коллегами, обмен идеями. «Наука — дело компанейское», — сказал как-то один из наиболее известных современных физиков Фри-ман Дайсон.
У творческих натур очень развито ассоциативное мышление. У них в голове царит настоящий хаос, «сумбур вместо музыки», который и позволяет создавать ни на что не похожие произведения или экстравагантные теории.
Известно, что американский художник Сэмюэл Морзе, увлеченный идеей передачи электрических сигналов на расстояние, важнейший шаг к ее осуществлению сделал наблюдая за тем, как меняют лошадей на почтовой станции. Тогда он и задумался о создании сети релейных станций, на которых сигналы будут усиливаться. Немецкий химик Фридрих Август Кекуле во сне увидел гнездо змей, каждая из которых кусала другую за хвост. Сон был «вещим», обернувшись наяву циклической формулой бензола. Так были заложены основы органической химии. В моей голове, признавался Анри Пуанкаре, идеи кружат, словно молекулы газа, кружат и «сталкиваются, пока не возникает новая пара».
Недаром психологи уверены, что компьютер никогда не сравнится с человеком, ведь у него отсутствует основа творческого мышления — принцип случайности. Мы все — «великие комбинаторы». Мы впитываем чужие идеи и теории; прочитанные книги странно сплетаются в наших головах, образуя «информационные узоры» — комбинации, столь же уникальные, как отпечатки пальцев.
Но едва ли не такой же хаос царит в головах шизофреников, как показала в своем исследовании психолог из Гарвардского университета Шелли Карсон. Она изучала процессы латентного торможения в головном мозге. Благодаря им мозг блокирует различные мысли и смутные ассоциации, которые, исходя из опыта, кажутся неважными. У шизофреников это торможение очень ослаблено, поэтому они «несут всякий бред». Но блокировка «пустячных мыслей» нарушена и в голове человека творческого. Его ум поражает своей искрометно-стью. Он буквально разбрасывается идеями (и некоторые могут показаться бредовыми). Этот же дефицит латентного торможения обуславливает и еще одну особенность человека творческого — его открытость к новым впечатлениям, интерес ко всему необычному. Это помогает ему экспериментировать, менять точку зрения на те или иные предметы.
Ряд недавних исследований позволяет понять отдельные практические аспекты творчества.
Работа психолога Терезы Амабайле из Гарвардской школы бизнеса носит примечательное название — «Креативность под дулом пистолета». Объектами наблюдения стали почти две сотни научных работников, представлявших крупные американские компании. На протяжении нескольких месяцев они ежедневно заполняли анкеты, описывая прожитый день.
Нередко на работе царила очень напряженная обстановка. «Настоящий творческий прорыв» — считали сами участники опроса. «К сожалению, из дневников, которые они вели, явствует, что они заблуждались, так высоко оценивая этот день», — отмечает Амабайле. В этих нервозных условиях люди, скорее, изображали деятельность, чем добивались чего-то стоящего. Больше говорили об идеях, чем выдвигали их. Когда стресс достигал максимума, креативность снижалась почти
наполовину. Лишь через два-три дня человек отходил от стресса.
Исследовательница прибегла к такому сравнению: «Под дулом пистолета креативность обычно не выживает». Суета и диктат — спутники беспомощности. В такой обстановке человек испытывает страх, а тот подавляет ассоциативное мышление — основу основ творчества.
Распорядок дня тоже влияет на творческие способности человека. Это засвидетельствовали итальянские ученые Марина Джампьетро и Гвидо Кавальера. В эксперименте, проведенном ими, участвовали более ста человек. Им предлагалось решать задачи, требовавшие оригинальности мышления, гибкости в выборе стратегии, а также тщательного анализа идей.
Лучше всех с заданиями справлялись «совы». Они увереннее чувствовали себя в нестандартных ситуациях. Оказывается, талантливые люди, как многие из нас догадывались, предпочитают не спать по ночам, а работать — творить! А вот пол и возраст участников не влияли на их способности. Так что оригинальность мышления и богатство фантазии сохраняются вплоть до глубокой старости.
Недавнее исследование подтверждает, что ночные часы являются нашей творческой лабораторией. Психологи из Калифорнийского университета, Сара Медник и Дениз Кай, впервые проверили эту гипотезу на добровольцах. Тех знакомили с заданием, а затем укладывали спать на 1 — 2,5 часа. Кто-то успевал лишь слегка вздремнуть; другие погружались в настоящий сон со сновидениями (в этот момент, судя по ЭЭГ, мозг спящего человека проявляет почти такую же активность, как мозг бодрствующего). Сновидцы и показали лучший результат. «Стадия быстрого сна помогает повысить творческий потенциал», — отмечает Сара Медник. Ученые полагают, что в это время в головном мозге строятся новые нейрональные сети. Обрывки впечатлений, которые мы не успели осмыслить за день, соединяются с другими фрагментами — тем «мусором дней», что давно копился в памяти. Теперь,
словно части разорванной записки, они составлены вместе. Вам надо только осмыслить этот текст, невнятный, как монолог пифии, и полный странной символики.
Практический же вывод таков. За любые проблемы лучше браться с вечера. Но только не напрягаться. Не усердствовать. Лишь ознакомиться, чтобы наутро — по какому-то наитию — знать, что надо делать, как поступить.
Разум хитрая штука. «Не называйте меня хитрецом!» — под таким провокационным заголовком нидерландский этолог Симон Ридер несколько лет назад опубликовал статью на страницах журнала New Scientist. Основная ее идея проста, но парадоксальна. Человек, это не венец творения, а ложная ветвь эволюции.
У животных есть два основных типа поведения. Обычно они реагируют на опасность инстинктивно — сразу убегают, замирают, прячутся. Если же пытаются размышлять, столкнувшись с чем-то неожиданным, например, с коварством человека, то часто не успевают спастись. Став жертвой учиться на своих ошибках поздно. Инстинктивное поведение имеет свои несомненные преимущества над любыми стратегиями, основанными на обучении, ведь тот же опыт приходит с поражениями, а в природе едва ли не каждая неудача — не слезы, а кровь, смерть. «Обучение отнимает много времени, и всегда есть риск совершить ошибку», которая для животного может оказаться роковой, отмечает Ридер.
Интеллект как фактор эволюции явно переоценен. Животные (а зачастую и люди) «берутся» за ум, как за соломинку, когда положение кажется безнадежным. Вот тогда они и начинают думать, хитрить — когда машинально спастись уже нельзя.
«На примере опытов с рыбками гуппи, — отмечает Ридер, — я убедился, что к инновациям, изобретательным трюкам и хитростям прибегают, как правило, небольшие, голодные рыбы, которым не удается справиться с конкурентами». Тут поневоле задумаешься. Нужда и голод научат. Сытое же брюхо, что у людей, что у гуппи, к ученью глухо. Люди тоже редко склонны менять свою жизнь, пока она катится ни шатко ни валко. Пока удается жить, как все. Только оказавшись в безвыходной ситуации, можно хоть что-то уразуметь, резко изменив образ жизни и стратегию поведения. Но подобный кризис одновременно чреват и гибелью, и ошеломительным успехом.
Увы, глупость — это норма жизни. Ум пограничен; во всей своей красоте он расцветает там, где жизнь соприкасается со смертью. Ум — радикальное средство выживания в тех обстоятельствах, что оказываются выше человека, его привычного, узкого горизонта. Заботясь об «интеллектуальном воспитании детей», общество пополняет касту «спасателей», которые вновь понадобятся, если разразится страшный кризис, война, революция. Когда же общество погружается в застой, эти умники сплошь и рядом оказываются невостребованными, превращаются в «лишних людей», которым остается лишь тосковать и ругать судьбу.
По сути, творческие способности относятся к числу вспомогательных средств, к которым прибегает особь, если проверенная стратегия поведения терпит неудачу. Сообразительные животные, к примеру, выигрывают, когда в их распоряжении оказываются новые, неизвестные прежде источники пищи. Они рискуют попробовать — и часто ходят сытыми. Но могут и отравиться. Или просто пища окажется для них неподходящей, и они только зря затратят силы на ее добывание.
Так что интеллектуальная история человечества — это история маргиналов и неудачников, которым иногда все-таки «везло» и они жили «в минуты роковые», когда их многочисленные таланты оказывались востребованы. В остальное время им приходилось прозябать или «сражаться с ветряными мельницами», не умея реализовать свои идеи, в которых никто пока не нуждался. Никто не хочет рисковать. Общество устроено так разумно и гармонично, что отвергает творческих людей до тех пор, пока кризис не станет очевидным, гибельным.
лень и наличие интернета 
